— Лучше умереть стоя, чем жить на коленях. То верно. Но и на коленях прощения можно не вымолить. Возьму и казню всех…

— Да не тряситесь вы, овцы, — с нескрываемым презрением бросил в коленопреклоненную толпу Суворов, — государь наш так шутит!

— С чего ты взял, что я в шутки здесь играю? — удивился Петр.

— Лев падалью не питается, — после короткой паузы ответил генерал, — а вы, государь, со шпагой в руках в атаки ходили. Простите меня, старого, я еще деду вашему честно служил. О нет, ваше величество, — он грустно улыбнулся, — я прощения прошу за то, что негодным монархом вас считал. Слава богу, что жестоко ошибся. И потому смерть легко принять мне будет, зная, что император наш своему деду ни в мудрости не уступит, ни в храбрости. Где нам смерть принять, ваше императорское величество? Туда идти, государь?

Петр сглотнул — он мог приказать убить трусливых и подлых гиен, что на коленях дрожали. Но вот таких врагов не мог — именно такие люди нужны всегда, что ошибки свои признают и от расплаты по счетам не увиливают.

— Полковник Рейстер! Там, за рощей всех их расстрелять, одним залпом. Половину роты поставьте. Этим честь им последнюю окажете, от лап профорса спасая. Идите, — Петр подошел к барону, чуть наклонился и еле слышно прошептал прямо в ухо:

— Предупреди всех настрого — стрелять только поверх голов, мне эти храбрецы еще потребуются. О том и им скажешь, но только после выстрелов. Наказание всегда должно быть, пусть даже и символическое…

— А вы все под розыск попадете, — обратился он к оставшимся, — и наказание за измену вашу понесете. Гудович, друг мой, разберись с ними и мне доложи о делах петергофских. Противно их слушать! Одно лишь пресмыкательство. Понял?! Так вы за своими сребрениками заявились? Ну что ж, поможем горю вашему! Дадим на бедность! Так кого за измену серебром наделить? Слово свое даю — такого без наказания в деревню отправлю и повелю только до смерти из усадьбы носа не высовывать. Кто захочет — к Волкову проситесь, а как серебряшки получите, тридцать монет, то и отправляйтесь к себе в деревню пешком, грехи замаливать…

Надо отдать должное — за серебром не пошел никто, видимо, родовая честь превысила страх перед наказанием, хотя страшно им всем было до жути, и кое-кто дрожи своей унять не мог.

— Имение у изменников отписать в казну. Все забрать! — бросил Петр подошедшему канцлеру Воронцову, что в поход тоже увязался. — Всем их крестьянам вольную дать. Если есть дети, то отписать половину. То наказание за измену будет. А теперь об искуплении вины — всех по острогам сибирским и городам воеводами и губернаторами назначить немедленно. С чадами и домочадцами, и с имуществом своим, к первому снегу всех выпроводить. А кто ранее срока уедет, до осени, то разрешить с собою по десяток-другой народу из бывших крепостных взять. Жалованье двойное всем положить, согласно новому чину и должности. И пособие денежное на месте выдавать без проволочек, чтоб устроились хорошо.

Петр закурил папиросу и прошелся в размышлениях. Заселить Сибирь образованными людьми во благо России — это дело. Но вот проблема — как бы сделать так, чтоб они все о государственном благе радели?

— Все делать будете — крестьянами волости и остроги населять, тракты обустраивать, школы и библиотеки устраивать, мануфактуры и заводы строить, казенный интерес блюсти. Кто губернатором станет, то политику вести будет, инородцев под государеву руку приводить. Через 15–20 лет службу вашу проверят досконально и о результатах мне доложат.