— Эх, Влас! Так ты и не понял! Ну прижал бы тебя медведь или рысь, как сегодня. Откупился б от них? Вымолил бы хоть минуту жизни?

— Отморозок ты, лягавый! Иль рисуешься под обалдуя? Да не было б той минуты ни у меня, ни у тебя, возьми тогда бабки. Я не гнал туфту, пошел с тобой в открытую, в натуре. А ты ферта из себя скрутил. И что теперь? Оба в глубокой заднице оказались!

— Ты скажешь, что не виноват? — усмехнулся Смирнов.

— Какая разница? Допустим, я виноват, а тебя Шкворень подставил под лягавую свору. А кому ты это докажешь? Кто поверит? Даже твой сявка Дамир смеяться станет и откажется на тебя шестерить, если узнает правду. Она постыдна для тебя.

— Да чего стыдиться, если я сам ничего не знаю. Одни предположения, вот и все. Правда известна лишь двоим: Шкворню и Олегу.

— А кто этот второй?

— Не прикидывайся, Влас. Тебе известен тот следователь, мой бывший друг.

— Зачем мне темнить?

— Тогда и ты не знаешь ничего о моем деле.

— Может, не все, но кое-что дошло. Уже сюда, на зону не проскользнуло. Опера письмишко отобрали. Не попало оно мне, — крутнул досадливо головой Влас.

— А в той весточке «малина» и пахан велели убрать меня в жмуры? Конечно, пригрозив разборкой в случае провала.

— Ты перехватил письмо? — рявкнул Меченый.

— Влас! Я слишком хорошо знаю твою «малину» и пахана! Чему же удивляешься? Вон рысь! Зверь всего-навсего. Ты ее ранил, она отступила. Поняла твое превосходство. А эти?

— Зато подранка «маслина» не затормозила. Борзее стал, раздухарился!

— А чем кончил? Ярость, да еще слепая, в жизни не советчик! Когда-то и мое дело вскроется, проверят, и все всплывет наружу. Шкворень приказывает убить меня? А я дорожу этой жизнью? Он отнял все, даже ту зыбкую семью! Мое имя опозорил! Кто кому должен мстить? У меня в жизни была единственная радость и отдушина — моя работа! Ее тоже лишили. Всюду он меня обокрал! Так кто, скажи, после этого Мой враг? Я получал гроши, а он — миллионы! Но смеяться будет тот, кто умрет последним. Сам, без помощи! И поверь, выйдя на волю, не стану сидеть сложа руки.

— Не дергайся без понту! Будь ты тыщи раз прав, покуда не подмажешь, твои жалобы никто читать не станет. Врубись, лягавый! Закон как столб, если перескочить нельзя, обойти всегда можно! И только ты, стебанутый, жил слепо и глухо, потому дураком откинешься. Кто, кроме тебя, вякнет, что работа для него — все! Ты что, баксы пачками имел в получку? Иль корефанов — полная ментовка? Все мимо? Тогда какого хрена гундишь по такой «пахоте»? О ней вспомнить гадко! Ты б кайфовал, если б прикипелся в «малине»!

— Чего? — побелел Михаил.

— Не рыпайся, не в дела возникать. На это и без тебя найдутся кенты, а вот консультантом, помощником пахана… Ты запросто сдышался бы со Шкворнем!

— С чего взял?

— А чё? Пахан у нас не без тыквы! Иначе не сумел бы тебя под запретку подвести! С тебя и требовалось бы немного. Вот ты вкалывал, доказал нашу виновность. Всякие улики, вещдоки вынюхивал, а здесь все то же самое, только в пользу кентов!

— Короче, предлагаешь стать адвокатом у воров? — рассмеялся Смирнов.

— А чё лыбишься? Не по кайфу предложился? Да у нас желающих хреном не перемешать. Полная кошелка!

— Зачем меня зовешь?

— Фалую, потому что они слабей тебя! Опыта нет. Жидковаты. Вот сам тряхни мозгами: выйдешь ты на волю, а в ментовку уже не возьмут. Прав или нет, на все хрен забьют. А помешают тебе возраст и судимость.