Золотарева ушла, убедившись, что сбила накал, и ссора заглохла сама по себе. Оба условника притихли как нашкодившие мальчишки.

— Вот ведь жизнь… Сколько времени рядом живут, а мир их не берет. Страшная это вещь — прошлая память. Чуть задень ее, и вновь болит. Рушит все, но надо их примирить. Иначе как дальше жить? Случись что, мы останемся виноватыми. Назовут бездушными, жестокими. Но чем я помогу этим людям? Врозь — все нормальные, а вместе никак не уживаются. И дело тут не в чахотке, которую вылечили. Здесь другая болезнь. Ее лишь время ломает, — думала женщина, вернувшись домой, и поделилась с мужем.

— Не переживай. Им обоим нужна хорошая встряска, которую будут вынуждены пережить вместе.

— Ты о чем? Вернуть в зону предлагаешь?

— Зачем? Это вовсе не обязательно. Просто на будущий год пошли всех троих на лов рыбы.

— Это ж рядом с поселком! Они сбегут. Все трое!

— Ни за что! Слишком разные, не договорятся. Исключай даже возможность.

— А кто в дизельной?

— Федор, как и был до Власа.

— Знаешь, до лета еще есть время. Дожить нужно. Кто знает, как все сложится, — ответила Нина Ивановна. Ей не пришлась по душе идея мужа.

Условники на следующий день отремонтировали перегородку. Забили дыру, кроме досок с обеих сторон обшили сухой штукатуркой, а Полина с Анной оклеили перегородку обоями. Теперь звукоизоляция стала много лучше. Шаги по комнате, разговор, храп и брань уже не тревожили. Соседи, казалось, успокоились.

Как только исчезла дыра в перегородке, стукач облегченно вздохнул. Он почувствовал себя в относительной безопасности и лег в постель у перегородки, разделившей жилища. Там Влас… Его кровать тоже у перегородки стоит. Под самым боком у Дамира. Теперь его храп не будит стукача. Одно плохо: нынче Дамир ничего не знал о жизни Меченого, — и это удручало стукача.

Когда приехал участковый, Дамир нашептал ему обо всем. Рассказал и показал перегородку. Не забыл доложить о походе за елками. Не смолчал о Смирнове, сдружившемся с Лидией, о Власе, совращающем местных баб. О себе смолчал, пожаловался лишь на тоску зеленую и глушь непроходимую.

Капитан слушал внимательно. Кое над чем посмеялся в душе и решил поговорить с Власом и Михаилом.

Первого нашел в дизельной. Тот проводил профилактику: чистил, смазывал, менял прокладки и сальники, регулировал движок. Он не сразу заметил участкового.

Волосы спадали на лоб условника и явно мешали ему. Меченый тряхнул головой и приметил вошедшего.

— Ну, как дела? Приживаемся?

Влас молчал, не хотел говорить с ментом.

— Говорят, ты тут сердцеедом стал? Общим любимчиком? Бабы вокруг вьются! Не скучаешь? Выходит, умеешь с людьми ладить, когда захочешь. А почему со своими не клеится? Негоже так, Влас.

— Навякал стукач! Ну, вонючка!

— Какой стукач? Я ни с кем не виделся, вы — первый!

— Да хватит лапшу на уши вешать. Вон, видишь зеркало на подоконнике? Мне в него все видно, весь наш завод, каждого человека. Ты еще ехал, а я засек. И когда говорил с Дамиром…

— Выходит, свой наблюдательный пункт имеешь?

— Не с добра! На всяк случай…

— Пожалуй, прав! Здесь без осторожности ни шагу. Да и у нас в поселке тоже неспокойно: зэки сбежали с зоны. Из Невельска. Уже неделю из разыскивают. Все суда проверили, ни одно не выходило в море из-за шторма. Усилили контроль за причалом. А тут, возле нашего поселка, человека нашли. Местный житель. Свой. Мертвый. Опознали. Кто убить мог? В поселке он врагов не имел. Самый спокойный мужик. Старый. За Ясноморском ему делать нечего. Кто мог его туда утащить, как не чужие? Ни документов, ни денег при нем.