– Я сам помою, – отвечал Виталий.

– Возьми нож, пожалуйста, – умолял он, когда Инга сидела, задрав на стул одну ногу, нанизав котлетку на вилку и чуть ли не размахивала ею, рассказывая какую-то очередную историю.

– Не хочу, – отвечала она.

– Ты пещерный человек, – говорил он.

Удивительно, но то, что его всегда раздражало в других – пренебрежение к правилам этикета, приборам, поведению за столом, в Инге завораживало. Она умела руками есть настолько красиво, что не требовались никакие приборы. И она умела есть вкусно. Так, что у Виталия, когда он смотрел на нее, тут же разыгрывался дикий аппетит.

– Ты хотя бы жуешь? – беспокоился он, глядя, с какой скоростью она поглощает ужин.

– Не-а, – отвечала она и опять хохотала.

Инга заставляла его смеяться. Одного этого ему бы хватило, чтобы чувствовать себя живым, быть с ней постоянно. Ради того, чтобы хоть иногда смеяться. С ней.

Виталий съел яйцо. Решил сварить кофе так, как варила ему бабушка, – не на воде, а на молоке. Кофе – всего ложка, сахара – много, две полные. Следить, чтобы молоко не убежало из турки. Убежало, да и вкус все равно показался другим.

Лена появилась, когда Виталий уже сел за работу.

– Все хорошо? – спросила она.

– Да, спасибо, – ответил он, не отрываясь от чертежа.

Лена ушла. Он не заметил как.

Потом она пропала. Он даже был рад ее отсутствию. Успел закончить в срок заказы. Никто не отрывал, не звонил. Нет, мать звонила еще несколько раз. Уточняла, не передумал ли он. Поскольку он не помнил, о чем должен был думать и передумывать, честно отвечал «нет». Мать, когда звонила, была нетрезва. Он бы и дальше жил так. Его все устраивало. Наконец он понял, как хочет проживать каждый день. Перестал бриться. Много работал. Выходил только в магазин за самым необходимым. Не помнил, когда засыпал, когда просыпался. Из счастливого небытия его вывел дверной звонок, гудящий долго, настойчиво. Виталий прекрасно слышал, но решил не открывать. Надеялся, что тот, кто звонит в дверь, уйдет. Но этот кто-то надавил пальцем на звонок и не отпускал.

– Привет, прости, я спал. – Виталий, открыв дверь, хотел немедленно ее захлопнуть, увидев Лену.

– Кошмар, на кого ты похож! – ахнула она.

– Да, не брился. Заработался. Зато все успел. – Виталий попытался казаться приветливым.

– Сорок дней, – сказала Лена.

– Какие сорок дней? Ты о чем? – не понял Виталий.

– Завтра сорок дней, как твоя бабушка умерла. Надо отметить как-то, – сказала Лена.

– Зачем? – Виталий все еще силился понять, что означают сорок дней и почему их нужно отмечать.

– Так положено. Девять дней не отметили, хотя бы сорок… Мне звонили подруги твоей бабушки… – Лена топталась на пороге, не решаясь пройти без его приглашения. А он не хотел ей это разрешать. Опять вторгаться в свою жизнь, которая только начала ему нравиться.

– Не хочу. Не могу, – сказал честно Виталий.

– Хорошо, давай просто сходим на кладбище. Вдвоем. Потом помянем, – предложила Лена.

– Да, конечно, – быстро согласился Виталий, решив выбрать из двух зол меньшее. – Ты сама как?

– Хорошо, мне нужно с тобой поговорить.

– Про заказы? Не волнуйся, я все сделал. Если есть новые, давай. Заходи, мы же в дверях стоим.

Виталий заставил себя очнуться, вернуться к реальности. Бабушка была его воспоминанием, счастливым и горьким, Инга – мечтой, которая то исполнялась, то вновь ускользала.