— Дики, вруби-ка пружинки!

— Есть, сэр!

Фейнман перегибается через переднее сиденье и щелкает тумблером на приборной панели. Машина начинает взбрыкивать и вставать на дыбы как дикая лошадь, передняя и задняя часть попеременно то опускаются, то поднимаются. Эта очередная фишка чудо-«кадиллака»: фон Нойман встроил ему в мост шасси от «Б-52».

«Кадиллак» козлит по дороге, а народ внутри со смехом валится друг на друга, играет в обжиманцы, шампанское хлещет из открытой бутылки.

Вдруг начинает мигать система предупреждения опасности.

— Столкновение неизбежно! — выкрикивает фон Нойман.

— Яйца береги! — советует Фейнман.

— Осторожней! — восклицает Леда и сползает на пол.

Фейнман лишь краем глаза замечает смольно-черный «бьюик», несущийся им навстречу строго посередине двухполосной дороги. Внутри никого не видно.

Затем дорога исчезает, и в ветровом стекле появляется голубое небо. Раздается жуткий скрежет рвущегося металла. «Кадиллак» с содроганием опускается и постепенно останавливается.

Вглядевшись через заднее стекло, Фейнман и Нойман видят, что у «бьюика» снесло крышу. Смятая железяка валяется посреди дороги.

Несмотря на хвастовство, Нил еще не совсем привык к травке. В Эль-Пасо пришлось несколько раз останавливаться, чтобы проблеваться. Дело было на рассвете. От Джека сочувствия не дождешься, потому что он купил в Сан-Антонио еще одну бутылку сладкого вина и изрядно пьян. Нил прихватил с собой пулемет, на случай если остановят копы. Однако у него пальцы чешутся побаловаться оружием. Он надеется сделать вылазку посреди пустыни и обстрелять кактусы.

Они к северу от Лас-Kpyceca, и солнце почти в зените. У Нила дурное ощущение нестыковки: должно быть, перестал действовать морфий. Надо вмазаться. Он вытаскивает из бардачка шприц и ширяется. Через пять миль ему поистине хорошо вставляет: самоощущение становится лучше, чем предыдущей ночью. Плоская пустая дорога в лучах восходящего солнца — убегающий серый треугольник, по которому катит «бьюик». Нилу кажется, что он мазок краски на картине, нарисованной по законам перспективы. Ему приходит в голову, что здорово было бы вести машину лежа. И он принимает горизонтальное положение, закинув ноги на руль. Убедившись, что идея сработала, Нил улыбается и закрывает глаза.

Авария вырывает Джека и Нила из сна подобно консервному ножу, пробуждающему копченых сардин в масле. Они оказываются в несравнимо ином мире под открытым небом.

Джек так вял, что остается сидеть в машине, а Нил выпрыгивает на дорогу и принимается исполнять шаманский танец, чтобы спастись от смерти, которая будто витает в воздухе. В руках автомат Томпсона, и он для разрядки поливает огнем все вокруг, не щадя и свой собственный предатель-«бьюик», стараясь однако, чтобы пули буравили только его нижнюю часть, то есть шины, а не сонного Джека на заднем сиденье или бак с горючим. Еще усерднее он следит за тем, чтобы не накрыть автоматной очередью злосчастных побледневших богачей в «кадиллаке». На их машине правительственный номерной знак.

Нил чувствует себя Кэгни в фильме «Белая жара» — одержимый всепоглощающей безумной яростью к властям, готовый к последнему шоу, кульминацией которого станет разрушительный пошли-вы-все-копы взрыв. Однако убить представляется возможным только двоих. Маловато, чтобы попасть на электрический стул. Не сейчас, и плевать, что страшно хочется вмазаться. Нил палит и палит, пока автомат не начинает щелкать вхолостую.

Раздраженный Джек медленно открывает изрешеченную дверцу «бьюика» с ощущением «боже-как-ужасно-быть-живым» и покрывает блевотиной серый асфальт. От странных мужчин в «кадиллаке» исходит убийственное зло, вонь из самого костного мозга, как от стронция в материнском молоке.