Женщина помедлила, ожидая окончания этого приветствия. Ее не было на церемонии бракосочетания, наверное, она явилась только сейчас. Она также надела белую одежду, драгоценное ожерелье и столу. Ее волосы были собраны под мягкой темно-зеленой шапочкой, и когда она сбросила на руки служанки того же цвета плащ, стало видно, что сбоку по ее длинному, до полу, одеянию тянется одна вертикальная полоса, и она пурпурного цвета, царского цвета во всем мире.

Когда гости с шелестом поднялись, Рустем увидел, что мозаичник и молодой человек из Батиары, который спас Рустема в то утро, остались стоять на коленях на полу в комнате танцовщицы. Коренастый юноша поднял глаза, и Рустем с изумлением увидел на его лице слезы.

— Царица антов, — шепнул ему на ухо сенатор. — Дочь Гилдриха. — Эти слова были лишними, они лишь подтвердили его догадку. Лекарь уже сделал вывод на основе собранных сведений. Об этой женщине говорили и в Сарнике, о ее осеннем бегстве от убийц, и отплытии в Сарантий, в ссылку. Заложница императора, повод для войны, если таковой ему понадобится.

Он услышал, как сенатор снова сказал что-то своему сыну. Клеандр что-то пробормотал, сердито и злобно, за его спиной, но вышел из комнаты, повинуясь отцовскому приказу. В данный момент мальчик едва ли имел значение. Рустем во все глаза смотрел на царицу антов, одинокую, оказавшуюся так далеко от своей родины. Она была спокойной, неожиданно юной, с царственной осанкой и стояла, оглядывая блестящую толпу сарантийцев. Но лекарь в Рустеме — а по сути своей он был лекарем — увидел в ясных голубых глазах северянки, стоящей в противоположном конце комнаты, что в ней скрыто еще кое-что.

— О господи! — прошептал он невольно и тут заметил, что жена Плавта Боноса снова смотрит на него.

Кирос знал, что еда для пиршества на пятьдесят человек не требовала от Струмоса особого напряжения сил, принимая во внимание, что они часто готовили на вчетверо большее количество людей в пиршественном зале Синих. Некоторые неудобства доставляла чужая кухня, но они побывали здесь за несколько дней до этого, и Кирос, которому давали все более ответственные поручения, провел инвентаризацию и проследил за необходимыми приготовлениями.

Почему-то он не заметил отсутствия морской соли и знал, что Струмос не скоро простит ему это. И повар, мягко выражаясь, не был склонен терпимо относиться к чужим ошибкам. Кирос сам сбегал бы в их лагерь за солью, но как раз бегать он не мог, потому что ему приходилось волочить больную ногу. Все равно к тому времени он уже был занят овощами для своего супа, а у других поварят и кухонных слуг были свои обязанности. Вместо них за солью отправилась одна из служанок дома — хорошенькая темноволосая девушка, о которой говорили все остальные, когда ее не было рядом.

Кирос редко участвовал в подобной болтовне. Он держал свои желания при себе. Дело в том, что в последние несколько дней, со времени их первого посещения этого дома, он только и грезил о танцовщице, которая здесь жила. Возможно, это предательство по отношению к его собственной факции, но ни одна из танцовщиц Синих не двигалась, не пела и не выглядела так, как Ширин из факции Зеленых. Когда он слышал переливы ее смеха в соседней комнате, сердце его начинало биться быстрее, а мысли по ночам устремлялись в коридоры желания.

Но она оказывала такое действие на большинство мужчин в Городе, и Кирос это знал. Струмос заявил бы, что у него тривиальный вкус, слишком просто, никакой тонкости. Лучшая танцовщица в Сарантии? Вот уж оригинальный предмет страсти! Кирос так и слышал язвительный голос шефа и его насмешливые аплодисменты: тот имел привычку хлопать тыльной стороной одной руки о ладонь другой.

Пиршество почти закончилось. Кабан, начиненный дроздами, лесными голубями и перепелиными яйцами, поданный целиком на деревянном блюде, вызвал шумное одобрение, доносившееся даже до кухни.