— У вас кто-нибудь в Балаклее остался?

— Папина сестра, тетка Раиса. По мужу Голещук.

— Муж теткин чем занимается?

— Он по торговой части.

— Примет вас тетка, если вы к ней приедете?

— Не знаю... Много лет прошло... Тетка ко мне была ласкова. До войны приезжала она в Одессу, хоронить брата, отца моего. Звала в Балаклею. Мы, говорит, тебя за хорошего человека выдадим... А я тогда уже сердцем к Якову прилепилась. В прошлом году получила от нее письмо. Глебушка поторговывает. Живут они сытно. Раиса спрашивала, не могу ли я к ним приехать, привезти мануфактуры для «торгового оборота»... Только недавно письмо это на глаза попадалось...

— А вы вспомните, это важно.

Глаша выдвинула ящики машины, порылась в лоскутах, затем достала из-под кровати фанерный баул, перебрала в нем всякую мелочь. Долго стояла Глаша посреди комнаты, наморщив лоб, приложив палец к носу, пока не вспомнила: сложив конверт гармошкой, заложила им форточку, чтобы от сквозняка не хлопала!.. От такого обращения конверт пострадал, но письмо сохранилось. Николай внимательно прочел его и спросил:

— У вас, Глаша, какой район префектуры полиции?

— Греческая — угол Полицейского переулка.

— Завтра же утром отправляйтесь с этим письмом в префектуру и требуйте пропуск в Балаклею. Скажите, что по делам коммерции, продать мануфактуру и купить продукты...

— А у меня, кроме этих лоскутов, и нет ничего...

— Мануфактура, Глаша, будет. Требуйте пропуск. Нельзя терять ни одного дня: бои идут на ближних подступах к Черкассам!

— Вы думаете, дадут они пропуск?

— В префектурах полиции все покупается и продается. Предложите им взятку...

— Как же это?

— Идите прямо к комиссару полиции. Скажите: я, мол, человек коммерческий. Вы мне пропуск, господин комиссар, я вам марки. Вот задаток — сто марок, получу пропуск — еще двести! Дала бы больше, но, сами понимаете, деньги в товаре. Вернусь из Балаклеи, тогда пожалуйста — муки, манки, сахару!.. На обещания не скупитесь!

— У вас складно получается...

— Когда надо, Глаша, и у вас получается складно. Помните, с Дегтяревым...

— Так разве ж то я сама?

— Вы, Глаша, верующая? — неожиданно спросил Николай.

— Девчонкой была, бабка в церковь силком водила, а выросла, так... Яков-то у меня коммунист.

— Понимаю. Вот вам, Глаша, записная книжка и «Молитвослов». Вы в эту книжку выпишите молитвы на каждый случай. На первой странице вот отсюда. «Непрестанно молитеся. О всем благодарите: сия бо есть воля божия о Христе Иисусе в нас», — прочел он. — А потом я между строк впишу невидимыми чернилами данные разведки. Вы раздобудьте себе где-нибудь крест нательный, иконку небольшую, церковные свечи... По возможности оденьтесь во все черное, вроде монашки...

— Понимаю.

— Сейчас же после моего ухода садитесь, Глаша, и переписывайте. Ну, а на память придется все же кое-что выучить. Об этом завтра. Вот вам на расходы триста марок, — он отсчитал деньги и положил на швейную машину. — Скажите, удобно, если я приду завтра в это время?

— Да, конечно. Вы только в окно постучите. Бруна теперь здесь не живет...

— И не бывает?

— Приходила раз за вещами. Меня уговаривала на «легкую жизнь»... Говорит, живет богато и весело.

— Знаю я ее жизнь... — усмехнулся Николай.

— Врет?

— Пожалуй что и не врет.

— Бог ей судья.