У калитки саватейкинского участка, идя ни с чем обратно, Павла Поликарповна столкнулась с председателем поссовета.

— А, Павла-ликарповна, рад видеть! — поприветствовал председатель.

Все для него в приключившейся с ним истории закончилось благополучно, до суда дело не дошло, только пришлось, чтобы окончательно закрыть дело, дать жене Уголькова, который все-таки был пьяный, три тысячи, и председатель снова стал прежним, обрел прежнюю уверенную осанку, прежней стала его тяжелая развалистая походка, и шел он сейчас к Саватейкину, видимо, по газовым делам.

— Как ноги, бегают? — спросил председатель. Голос его был бодр и исполнен властной энергии.

— Понемногу, Вадим Романович, — сказала Павла Поликарповна. И не сдержалась, поделилась зачем-то: — Подруга вот у меня, жила со мной, умерла…

— А… мг, мг… — Сообщение ее застигло председателя врасплох, не был он готов ни к чему такому. — С частной практикой как, закрыли? — спросил он, оправившись.

Павле Поликарповне стало обидно и горько. Будто у них и не было того разговора!..

— А что, — спросила она, — еще одна, новая анонимка пришла?

Председатель понял, что завернул не в ту сторону.

— Нет, все в порядке, — сказал он, подняв руку и отрицательно потряся ею. Обошел Павлу Поликарповну, ступил в саватейкинский двор и спросил быстро — загладить свой промах и быть свободным от неловкости: — На жизнь обид нет никаких?

Он так спросил, что сразу и не поймешь, о чем. Павла Поликарповна протянула неопределенно:

— А что на жизнь…

— Ну и отлично! — как подхватил председатель, потряс еще раз рукой, теперь прощаясь, и пошел по залитой бетоном дорожке к саватейкинскому дому.

«Может, о дровах нужно было?» — запоздало сообразила Павла Поликарповна.

Но председатель уже поднимался на крыльцо, уже занес руку, чтобы толкнуть дверь, и она не решилась окликнуть его.

Всю зиму она топила печь через день, а то через два, надевая на себя по мере того, как дом выстывал, валенки, кофты, платки, а под конец и пальто. Дрова все кончились еще перед Новым годом, и топила всем, что только могла насобирать по двору: сухими ветвями, подгнившими кольями для подвязки малины, старыми ящиками, обломками черенков от лопат — разобрала, распилила и порубила хлипковатый навесец, пристроенный в свое время мужем к сараю для летнего хранения садового инвентаря. У соседа, прямо у обернутой в сторону Павлы Поликарповны стенки сарая, щерилась поленьями неровно выбранная, большая еще довольно поленница, он видел, как Павла Поликарповна мучается с дровами, усмехался, глядя, как она, разобрав еще часть навеса, слабосильно тюкает по доскам топором, но дров своих не предлагал. Может быть, если бы Павла Поликарповна попросила у него, он бы и не отказал, но она не просила.

Кооператив завез и сложил в клубовском складе котлы с плитами. Павла Поликарповна сходила к Фросе, та уломала зятя доставить за пятерку на санях котел и плиту со склада, тот доставил и, сидя потом у Павлы Поликарповны на кухне, приняв внутрь обговоренную сверх пятерки чекушку, подрядился летом сделать ей и вытяжку, и установить сам котел с плитой.

— Что значит установить?! — говорил он, захмелевше размахивая руками. — Правильно, ничего нам трест не должен! Трубы с газом они подсоединят, их дело. Не денутся никуда, подсоединят. Хотят, не хотят — подсоединят. А плиту-то саму на что, на пол? На дерево? Ха-а!.. Пожарная противобезопасность запрещает. Асбест, а на асбест железо или лучше кафель, и по стене, до высоты метр двадцать — то же самое…

Он был неплохой, мягконравный парень, с мягкой, ласковой улыбкой, но ленивый и любитель выпить, работал газосварщиком в городе, и Фрося ругалась, что мог бы много захалтуривать со своей специальностью, если бы не лень, а то он соглашался на халтуру, когда уж совсем поджимало с деньгами на выпивку.