В назначенный день небольшой группкой вышли воевать с нечистью. Открывались двери, высовывались головы… Я прямым сообщением отправилась с кистью и мелом в уборные. Первый субботник закончили участием женщин от каждой комнаты, и субботники в определенные сроки сделались с тех пор правилом…»

Павел дочитал, снова свернул листки и положил их обратно в чемодан. Уже не улыбалось. Было что-то в наивности этого странного, непонятно для чего и для кого предназначенного отчета такое искреннее, страстное, такое уверенное и ясное, что все эти слова и обороты, так резанувшие глаз своей непривычностью, сделались естественны и единственны.

А что там в папках? Он вытащил было одну, начал развязывать и остановился. Нет, некогда, нельзя. Посмотреть на всякий случай, что там в других чемоданах, да и на станцию.

Он выворотил замки у второго чемодана и раскрыл его. Чемодан в основном был забит газетами. Газетная бумага от времени пожелтела и сделалась ломкой, она чуть не рассыпалась под пальцами. Отсчет газетам начинался с конца двадцатых. Среди газет то по два, то по три лежали какие-то свернутые листки, листочки, карточки…

Он хотел уже опустить крышку, но рука все же потянулась и вытащила один из листков, сложенный вчетверо, из какой-то хрусткой твердой бумаги.

«Иманская уездная земская управа. Отдел по Народному Образованию, Г. Иманский, Прим. обл. — стоял гриф в левом верхнем углу бумаги, и от руки вписанное: — 18 июля 1919 г., № 3152».

«Удостоверение», — было напечатано на машинке вразрядку в правом верхнем углу. И дальше, текст: «Дано сие удостоверение Павле Поликарповне Кузьмищевой…»

Павел почувствовал, как с затылка по левой стороне тела, по шее, по плечу, по лопатке, потекла и спустилась до самой щиколотки пупырчатая знобящая волна. Кузьмищева — это была, как он знал, девичья фамилия бабушки.

«Дано сие удостоверение Павле Поликарповне Кузьмищевой в том, что она состояла учительницей в Иманском уезде с 1-го Января 1918 года по 1-е Августа 1919 года, что подписью и приложением печати удостоверяется. Заведывающий отделом — В. Попов, Делопроизводитель — Е. Кутузов», и печать: «Иманская уездная земская управа» по кругу, с двуглавым орлом посередине.

Так что же, этот чемодан не Алевтины Евграфьевны?

Он вытянул еще один листок. «32. Семейное положение в момент заполнения Л. Листка», — схватили глаза. Развернул — это был «Личный листок по учету кадров», и в графе «Фамилия» стояла ее, бабушкина фамилия, только уже та, к которой он привык с детства: «Устьянцева».

«5. Соц. происхождение: а) бывш. сословие (звание) родителей — ж. д. рабочий, — читал он. — б) основное занятие родителей до Октябрьской революции… после Октябрьской революции… 11. Стаж пребывания в ВЛКСМ… 12. Состоял ли в других партиях (каких, где, с какого и по какое время…) 14. Были ли колебания в проведении линии партии и участвовал ли в оппозициях (каких, когда)… 24. Участвовал ли в революционном движении и подвергался ли репрессиям за революционную деятельность до Октябрьской революции (за что, когда, каким)… 26. Служил ли в войсках или учреждениях белых правительств (да, нет) (если служил, то указать, с какого и по какое время, где и в каких должностях)…»

Павел читал и перечитывал вопросы анкеты, вчитывался в ответы, тонко выведенные стальным пером, макавшимся время от времени в чернильницу и оттого писавшим то слишком ярко, то блекло, — озноб, наждачно продравший с ног до головы, так все и морозил, холодил тело, было ощущение — будто обдало, опахнуло словно бы каким-то ветром, вырвавшимся на волю из этих бумаг, просквозило до самых костей, но так он был сладостно-упоителен, этот ветер, так счастливо было стоять под ним…

Внутри анкеты лежала еще одна бумага.