Бывший соловецкий заключенный Борис Леонидович Седерхольм писал: «Оно (духовенство. — М. Г.) держится с большим достоинством и мужеством, не высказывая недовольства, на какую бы работу его ни послали. Закончив карантин, духовенство получает должности счетоводов, конторщиков, библиотекарей и т. д. Духовенство ходит одетое сообразно сану и при встрече с лицами более высокого сана подходит под благословение, а с равными обменивается троекратным поцелуем — словом, не отступает от установленных для него правил. Случаи смерти от голода или цинги едва ли заметны, т. к. многие священники получают в достатке продуктовые посылки от родных и прихожан. Церковная служба (в церкви св. Онуфрия) разрешена духовенству лишь по субботам вечерами, после работы. Воскресных богослужений не бывает, т. к. на Соловках нет дней отдыха для заключенных и каждый из них занят от 5 ч. утра до 8 ч. вечера».

Известно, что церковь во имя святого Онуфрия Великого была единственным действующим храмом в СЛОНе. Службы здесь совершались вплоть до 1930 года. Однако после того, как в 1931 году с Соловков был вывезен последний представитель православного духовенства, храм был закрыт, а в 1940 году разобран на кирпич советскими военными моряками Соловецкого учебного отряда Северного флота (по другой версии — разобран заключенными Соловецкой Тюрьмы Особого Назначения (СТОН) в 1939 году).

Пожалуй, это был абсолютно уникальный храм в советской лагерной системе. По воспоминаниям заключенных, Пасхальную заутреню у Святого Онуфрия могли совершать 13 епископов (разумеется, все они были заключенными СЛОНа). Также следует заметить, что взаимоотношения между немногочисленными представителями соловецкого духовенства (заключенными), оставшимися на острове, и этапированными сюда священниками и священномонахами были предельно уважительными и, невзирая на давление чекистов, строились сообразно сану и церковной субординации.

Обязанности настоятеля на тот момент уже несуществующего монастыря с ведома и одобрения лагерного начальства были возложены на архимандрита Феофана (Окулова). Именно благодаря усилиям этого человека вплоть до конца 20-х годов XX века на острове удалось сохранить, пусть и в усеченном виде, подобие монашеской жизни древнего Беломорского монастыря.

Так, по воспоминаниям бывшего соловецкого заключенного И. М. Зайцева от 1925 года, «иноки говорят, что они работают не на ГПУ, а по-прежнему состоят на послушании у святой обители».

Об архимандрите Феофане известно, что в Соловецком монастыре он проживал с 1888 года, с 1893 года стал послушником, через три года был пострижен в монашество, а в 1899 году был рукоположен в иеромонахи. В 1914 году Феофан стал духовником монастыря, а в 1927 году был возведен в сан архимандрита. То есть к моменту назначения исполняющего обязанности настоятеля бывшего Соловецкого монастыря Феофан был рядовым иеромонахом (или игуменом, но информации об этом нет). В 1929 году он был вывезен с острова на материк и через три года скончался.

Сорок один год, проведенный в островной обители, вне всякого сомнения, свидетельствует о том, что Феофан (Окулов), как никто другой, знал жизнь северного монастыря, причем именно в переломные годы, когда смуты и конфликты внутри братии достигли известного предела, а светская власть подвергала обитель преподобных Савватия, Зосимы и Германа беспрецедентному давлению.

Из статьи в журнале «СЛОН» — органе Воспитательно-Трудовой части Управления лагерями: «Никому не нужный, утративший всякий смыл своего существования, рассадник векового дурмана и религиозного фанатизма Соловецкий монастырь превращен в трудовую колонию. Соловецкие Лагеря Особого Назначения резко оживили до того малообитаемые острова; многие сотни людей явились на смену их прежним немногочисленным обитателям.