Селу было не больше двух сотен лет: было б старше, я бы помнил, в то время я в этих краях частенько появлялся от нечего делать. Аккуратные дома с резными наличниками прямо-таки радовали глаз. Странное несоответствие: я не переношу человеческие города, а села и деревушки люблю всей душой, уютные они какие-то, домашние, да еще и чистенькие. Нет, навоз и прочие прелести сельского хозяйства еще никто не отменял, но какая порядочная хозяйка здесь будет выливать помои прямо за порог собственного дома?

    Была бы моя воля, поселился бы здесь, построил маленький дом с высоченным забором и тяжелым засовом на воротах и наслаждался одиночеством и выдворением различных страждущих со своей суверенной территории. Но подобного счастья мне, по-моему, никогда не светит, а хочется, честно говоря, до ужаса. Мне же не дадут просто наслаждаться жизнью. Кто? Совесть и чувство долга, которые постоянно со мной, как два голодных комара: только забудешься – весь искусан!

    Постоялый двор меня не разочаровал: милый двухэтажный дом, по виду которого сразу можно сказать, что хозяин на него всю жизнь угробил: все покрашено, подлатано, ничего, что говорило бы о нерадении или лени. Правда, меня гораздо больше интересовал не постоялый двор, а те, кто там находились, я чувствовал всей своей многострадальной шкурой, что на сегодня судьба решила подкинуть мне очередную интересную встречу.

    Навстречу нашей уставшей и жутко голодной компании выплыла женщина крупных размеров с искренней улыбкой всеобщей тетушки, которая мгновенно накинулась на нас со всем своим неисчерпаемым радушием. Лично мне от такой благожелательности стало даже слегка не по себе, хотя вся эта бездна заботы, как ни странно, изливалась на нас исключительно от чистого сердца.

    Мы вытребовали все имеющиеся в наличии комнаты и поспешили оттащить туда свои пожитки, клятвенно заверив хозяйку, что к ужину мы все точно спустимся и оценим ее стряпню. Мне пришлось делить комнату с Котом и Лэном (эльфенок закатил форменный скандал ради того, чтобы остаться со мной, а не со страшим братом, который был страшно недоволен его выбором), такие соседи меня полностью устраивали, хотя от остроухого ребенка я все-таки предпочел бы оказаться немного подальше: с этого мелкого безобразия станется и лягушку в постель подложить. Не то чтобы боялся земноводных, но обнаружить в своей кровати что-то холодное и скользкое – удовольствие ниже среднего.

    Эрт, который уже успел сходить распорядиться насчет лошадей, подошел ко мне, когда я с вцепившимся в меня Лэном спустился в общую залу, и растерянно сообщил, что Аэ-Нари в конюшне нет. А то я не знал. Сам ведь отпустил эту вредную скотину на ночь, пусть погуляет, побесится, утром снова будет стоять у крыльца, глядя на меня преданными и чересчур честными глазами. Рыцарь, успокоившись, отвесил мне подзатыльник, «чтоб больше не трепал нервы», и толкнул к столу, за которым уже сидели все мои спутники.

    И тут меня пронзило ощущения чужого взгляда. Именно не мыслей, не присутствия, а только взгляда, который с интересом, пристально меня изучал. Я обернулся, но не резко, а медленно, плавно, прикасаясь к рукояти меча будто бы невзначай. Мой маневр не укрылся от остальных членов отряда, которые стали напряженно оглядывать зал в поисках источника опасности.

    У двери стоял высокий мужчина в темном плаще с капюшоном, видимо только что вошедший, рядом с которым наседкой кудахтала тетушка Энн, жена хозяина постоялого двора. И судя по ее радостным восклицаниям, незнакомец был здесь частым и желанным гостем. Мужчина откинул капюшон и неожиданно в упор взглянул на меня.