– У тебя появилось подозрение, что Алексей Михайлович Дерябин причастен к его гибели?

– Не знаю. Попробую объяснить. Корейскими рабочими на лесозаготовках руководил полковник трудовой армии КНДР. Он потерял значок с изображением Ким Ир Сена. Его вывезли в Корею и расстреляли за неуважение к вождю. Ты в курсе, что все корейцы за границей обязаны носить значок с президентом? Потеря такого значка – тяжкое преступление, практически измена Родине. Вместо полковника прислали генерала трудовой армии. Он повысил нормы выработки, стал укреплять дисциплину. Мой отец съездил, познакомился с генералом и сказал, что палку перегибать не надо, а то загонит рабочих, и некому будет лес валить. Генерал пообещал немного снизить ежедневную норму выработки, улучшить условия жизни рабочих, но слово свое не сдержал. Говорят, что из КНДР поступило указание – за потерю значка руководителем наказать всех трудармейцев как сопричастных к преступлению. Один мужик из местных по секрету сказал, что в сталинских лагерях условия жизни были лучше, чем у корейцев при новом генерале.

От непосильного труда производительность на лесозаготовках стала падать. В Министерстве лесного хозяйства дали указание руководству «Дальлеспрома» разобраться со сложившейся ситуацией и предложить пути выхода из нее. С инспекцией в Чегдомын должен был поехать Дерябин, так как он непосредственно курировал чегдомынские лесозаготовки. За день до отъезда Дерябин сказался больным и остался дома. Вместо него поехал отец. Когда он и корейский генерал шли мимо штабелей бревен, подпорка сломалась, и их накрыло покатившимся вниз кругляком. Из восьми человек, попавших под бревна, в живых остался один. Корейцы не дали нашим правоохранительным органам расследовать этот несчастный случай, сослались на какой-то международный договор. Они установили, что одна из подпорок была подпилена, арестовали подозреваемых и вывезли их в КНДР. Нам прислали официальное уведомление, что отец погиб в результате несчастного случая на производстве. Не могло же руководство крайкома признать, что на вверенной крайкому территории произошла самая настоящая диверсия! Спрашивается, куда наши спецслужбы смотрели?

– Ты у меня спрашиваешь? – не понял Воронов.

– При чем здесь ты? Я ни у кого не спрашиваю. Я вслух рассуждаю. Должны же быть агенты КГБ среди трудармейцев? Если их не контролировать, мало ли что им на ум взбредет? Сегодня они от своего генерала избавились, а завтра восстание против советской власти поднимут.

– Агентура среди трудармейцев наверняка была, но покойный генерал так всем мог надоесть, что в КГБ решили закрыть глаза на заговор против него.

– Они глаза закрыли, а я отца лишилась! – с неприязнью непонятно к кому сказала Нечаева. – Слушай дальше. Вместо погибшего генерала трудовой армии КНДР приехал новый, с которым Дерябин быстро нашел общий язык. По его требованию условия жизни трудармейцев улучшили: питание стало более калорийным, табачный паек увеличили в два раза, в магазинах разрешили отовариваться спиртным. Производительность труда выросла, Дерябина утвердили начальником «Дальлеспрома». Слишком много случайностей, ты не находишь?

– Пока нет. Если факты говорят, что хотели убрать корейского генерала, то гибель твоего отца – случайность. Он оказался не в то время, не в том месте.

– Тогда почему Дерябина мучила совесть? Он что-то знал о планируемом покушении, но отца не предупредил.