Каждый год самые сильные и смелые люди с незапамятных времен имели обыкновение наниматься сплавщиками в Абрешвилер.
Эта неизвестная деревенька являлась как бы оазисом труда среди громадных лесов, окружавших ее со всех сторон.
Площадка Бараков обрабатывалась очень старательно. У каждого домика был свой сад с фруктовыми деревьями, огород и конопляник.
Но и в этом неизвестном уголке, не упомянутом ни на какой ландкарте, война тяжело дала чувствовать себя. Прусские войска побывали в этой деревеньке, опустошили хижины, срубили фруктовые деревья и увели скот, единственное имущество несчастных жителей, которых они оставили в самой страшной нищете и отчаянии.
Жители Бараков даже не знали, что война существует, и спокойно продолжали свою трудолюбивую жизнь, не подозревая того, что происходило вокруг них.
Поэтому велики были их горесть, их смятение, когда в одно утро, хотя они не подозревали приближения какой бы то ни было опасности, пруссаки вдруг ворвались в их жалкие хижины, как стая хищных зверей, ограбили их, оскорбили и оставили после себя трупы двух девушек и одного старика.
Было восемь часов вечера. Сильный южный ветер сгибал высокие сосны и потрясал их ветвями с печальным и таинственным шумом. Луна, закрываемая каждую минуту облаками, быстро пробегавшими по небесному пространству, бросала неверный свет на пейзаж.
Альтенгеймские вольные стрелки основали в этой деревеньке свою главную квартиру. Заняли они этот пункт с такою смелостью в присутствии пруссаков, что те, несмотря на все свои усилия, не могли этому помешать. Немецкие войска занимали только долину и Абрешвилер, а больше ничего. Напрасно старались они несколько раз вытеснить своих беспокойных соседей, все покушения их оставались безуспешными.
Эти мрачные победители, подвергшие выкупу самые важные крепости, волочившие свои сабли по улицам самых богатых городов, не могли захватить жалкую площадку, защищаемую простыми вольными стрелками, то есть работниками, крестьянами, из которых патриотизм сделал солдат, и они были принуждены глотать бессильный стыд у подножия этой площадки, которую никак не могли захватить.
Все дороги, все тропинки, ведущие к этой площадке, были уничтожены, и при каждом нападении пруссаков на них обрушивались скалы, и те, которые бежали, прихрамывая, не укрывались от метких пуль вольных стрелков.
Вольные стрелки, сообщаясь по неизвестным тропинкам гор с другими отрядами волонтеров, составляли на этом пункте авангард армии партизан, которые несколько месяцев, за недостатком армии, так подло выданной в Седане, останавливали неприятеля и заставляли его терпеть сильные поражения, как только он осмеливался ступать в горы.
Война из-за кустов была прочно организована. В Эльзасе и Лотарингии сражались не солдаты. Регулярные войска были преданы изменой и находились в плену в Германии. Место их занял народ. Он восстал весь и его героизм, высокое самоотвержение должны были доказать завоевателям, как они ошибались, предполагая, будто эльзасцы и лотарингцы могут когда-нибудь забыть, что они французы и сделаться немцами.
На площадке были разведены большие бивуачные огни.
Около этих огней одни волонтеры спали на соломе, закутавшись в одеяло, другие при сумрачном блеске пламени чинили одежду или чистили оружие, наконец, некоторые грелись, разговаривая и куря.
Часовые молча прохаживались с ружьем на плече и допрашивали патрули, постоянно ходившие дозором.
Словом, в Бараках караулили хорошо, не пренебрегали никакими предосторожностями.
В главной комнате хижины, перед которой стоял часовой, собрались многие наши знакомые.
Комната эта, совершенно опустошенная, в щели которой постоянно врывался холодный ветер, не имела никакой мебели кроме нескольких стульев и стола, на который было наброшено одеяло вместо скатерти и на котором находились перья, чернила, бумага и подробная карта Эльзаса и Лотарингии, и многочисленные пятна показывали, что с нею советовались часто. |