Я подняла глаза на парня с чудесными глазами, но его не было на месте. Я посмотрела вправо. Мистер Высокий, Костлявый и Полосатый тоже исчез.

На стойке, у новой порции виски и бокала с «Гиннессом», кто-то аккуратно положил еще одну карту Таро, серебристо-черной рубашкой вверх.

— Сейчас или никогда, мисс Лейн. У меня мало времени.

Я допила виски, насладилась ощущением, затем взяла карту и сунула ее в карман.

Бэрронс потащил меня к хромированной лестнице, которую охраняли двое мужчин. Тех самых, которые провожали меня в прошлый раз на верхний этаж к Риодану. Они были огромными, с мускулистыми телами и десятками шрамов на руках. На охранниках были темные брюки и футболки. Оба держали автоматы с короткими стволами. Лица обоих притягивали взгляд, но стоило к ним присмотреться, и хотелось отвести глаза.

Мы приближались. Они направили на меня автоматы.

— Какого хрена она здесь делает?

— Остынь, Лор, — сказал Бэрронс. — Когда я говорю прыгать, твое дело — спросить, с какой высоты.

Тот, кто не был Лором, рассмеялся. Лор ткнул его в живот прикладом. Это было все равно, что бить сталью о сталь. Его напарник даже не моргнул.

— Черта с два я прыгну. Размечтался. Еще раз засмеешься, Фейд, и я скормлю тебе на завтрак твои яйца. Стерва, — выплюнул Лор в мою сторону.

Но он не смотрел на меня, он смотрел на Бэрронса, и, наверное, это толкнуло меня через край.

Я взглянула на проход между ними. Фейд уставился прямо перед собой. Лор таращился на Бэрронса. Я отошла от Бэрронса и зашагала к ним. Их взгляды оставались неподвижными. Словно меня не существовало. Не сомневаюсь, что, даже если бы я танцевала перед ними голой, они бы таращились на что угодно, кроме меня.

Я выросла на Глубоком Юге, в сердце библейского пояса, а там мало мужчин, которые откажутся поглазеть на женщину, не связанную с ними родственными узами. Но если женщина в сопровождении мужчины, с которым им нужно поговорить, — будь то ее отец, парень или муж, — они будут все время смотреть на мужчину.

Если женщина задаст вопрос и они удосужатся ответить, ответ будет адресован мужчине. Они даже слегка отворачиваются, словно, если посмотрят на женщину хотя бы боковым зрением, призовут на свою голову вечное проклятие. Когда это впервые произошло со мной, мне было пятнадцать, и я была сбита с толку. Я задавала вопрос за вопросом, пытаясь заставить старого Хэтфилда на меня взглянуть. Я начала чувствовать себя невидимкой. Наконец я подошла и встала прямо перед ним. Тогда он споткнулся на середине фразы.

Папа пытался объяснить мне, что старик считал это проявлением уважения. Это была вежливость по отношению к мужчине, которому принадлежит женщина. На этом месте я его перебила, меня взбесили слова «принадлежит женщина». Это вопрос собственности, чистый и ясный, и, видимо, Лор — который, по словам Бэрронса, не знает, в каком веке находится, — все еще жил во времени, когда женщины кому-то принадлежали. Я не забыла комментарий Бэрронса о Кастео, который не говорил больше тысячи лет. Сколько же им? Когда, как, где они жили?

Бэрронс взял меня за руку и развернул лицом к лестнице, но я стряхнула его пальцы и повернулась к Лору. Мне надоело постоянное давление. Я не камень. Меня не создавал Король Невидимых. И я не предательница.

Ну что ж, мне представляется возможность как следует подраться.

— Почему же я стерва? — требовательно спросила я. — Потому что ты думаешь, будто я спала с Дэрроком?

— Заткни ей рот, пока я ее не убил, — сказал Лор Бэрронсу.

— Не говори с ним обо мне. Говори со мной. Или ты думаешь, что я не достойна твоего внимания, потому что, поверив, что Бэрронс мертв, связалась с врагом для достижения своих целей? Ах, какой ужас! — насмешливо протянула я. — Наверное, нужно было лечь и умереть рыдая.