Вильгельм вовсе не собирался убивать кого-то из них. Будучи суверенным принцем, он знал достаточно примеров того, как его современники избавлялись от неверных жен, хотя казнь саксонской принцессы наверняка вызвала бы политический скандал. С другой стороны, обычай его времени и его положения требовал, чтобы он убил мужчину. Однако месть не заботила Вильгельма, он не видел в ней смысла. К тому же он достаточно хорошо знал Анну, чтобы понимать, что ее любовник скорее жертва греха, чем грешник, и его смерть не могла бы смыть годы его собственного несчастья и унижения.

Из жалости к семье Анны дело о разводе слушалось в Дилленбурге, и брак был расторгнут. Анна осталась в Нассау, поскольку родственники не хотели ее возвращения. Во всем этом деле Вильгельм постарался участвовать как можно меньше, и только необычайная настойчивость жены любовника Анны заставила его принять женщину, которая пришла молить о спасении жизни своего мужа. Как и все прочие, она полагала, что принц обязательно должен смыть оскорбление кровью. Это была странная встреча обманутой жены и обманутого мужа, подтекст которой не мог ускользнуть от Вильгельма. Покинутый собственной женой в трудную минуту, он не мог не чувствовать уважения к женщине, которая, будучи обиженной мужем, не задумываясь, встала на его защиту. Он успокоил ее. Она была фламандкой, изгнанницей, и он не мог быть суров с ней. Ее мужа освободили и отправили в почетную ссылку в Зиген, где он достаточно комфортно обосновался на ближайшие десять лет. Этот Иоганн Рубенс, которому принц Оранский подарил жизнь, был не велика птица, и история больше не упомянула бы о нем, если бы через шесть лет у него и его преданной жены не родился сын, которого они назвали Питер Пауль.

Что же касается Анны, Вильгельм больше никогда ее не видел. Эта глава его жизни была закрыта, и, когда позднее у него возникла необходимость ее приоткрыть, одно упоминание имени его бывшей жены вызвало у него невыразимое отвращение. Он называл ее «Celle de Saxe»[5] или «jadis ma femme»[6]и «celle que vous savez»[7], но никогда не называл Анной.

Самые глубокие изменения в характере человека идут изнутри и бывают вызваны личными причинами. Трагедия брака Вильгельма растянулась надолго. В течение шести лет до отъезда из Нидерландов ему удавалось скрывать от общества выходки своей жены, терпеть ее дурное настроение, сносить ее оскорбления, извинять ее капризы и ее спесь. И все напрасно. Ни верность его семьи, ни преданность Людвига, ни любовь друзей – ничто не могло возместить неудачу с Анной, и их тайное сочувствие не лечило, а лишь усиливало боль. Для человека, привыкшего к популярности, как Вильгельм, человека, с легкостью влюблявшего в себя и с легкостью влюблявшегося, человека, которому конфликты в личной жизни были ненавистны, а любовь необходима, – для этого человека поражение в личной жизни должно было оставить след, отразившийся на всей его жизни. Анна научила его, что бывают настроения, которые невозможно объяснить, мнения, которые невозможно изменить никакими аргументами, и что нет на этом свете ничего более жестокого, чем полнейшая глупость.

5

В задыхавшихся Нидерландах то и дело вспыхивали народные волнения. «Кровавый совет» отправил на смерть еще шесть тысяч человек; на площадях всех городов дымились костры для мужчин и женщин – в основном женщин, – которые не желали отречься от новой религии. Городские советы, богословы, знатоки права и медицины и просто богатые и известные люди систематически истреблялись; тюрьмы были полны; суда с беженцами плыли в Англию, а караваны карет и повозок тянулись в сторону Рейнланда; поместья меняли хозяев, предприятия продавались, а ценности и домашняя утварь уходили с молотка. Это были тяжелые для Нидерландов времена, когда страна беднела, а население сокращалось, когда апатия сменялась гневом, а гнев – надеждой. Тот тут, тот там отряды партизан, скрывавшихся в лесах, нападали на испанцев при каждом удобном случае.