Принцесса повернулась к нему, сказала с нешуточной тревогой:

— Знаешь, что мне пришло в голову? Признаюсь, как на исповеди: я в свое время немного позабавилась с этой антикварной стервой. В домике, который снимала она…

— Ну, коли уж исповедуешься… — сказал Мазур. — Может быть, и не «немного»? Вы с ней учились вместе в лицее святой Женевьевы, а я немного наслышан о тамошних нравах…

— Ревнуешь?

— Просто уточняю.

— Ну ладно, давно, падре, — усмехнулась Принцесса. — Все и в самом деле началось с лицея. Мы много лет были закадычными подругами, кто же мог предположить, что она окажется… Вы ведь тоже не догадывались до самого последнего момента? Вот видишь, где уж было мне, не оказалось дьявольской проницательности… — ее голос звучал очень серьезно. — Я о другом. Продолжая исповедь: в том домике мы с ней бывали чуть ли не до последнего момента… ну, по крайней мере, до того, как у нас с тобой все началось, — лихо соврала, не моргнув глазом. — И вот тут встает проблема, к которой я должна подойти именно как политик и будущая королева. Она ведь, мерзавка, могла установить там скрытые камеры? Вряд ли ступила на склизкую дорожку буквально в последние дни, давно должна была жить с двойным дном. Если она все же сделала записи… — ее голос был исполнен нешуточной тревоги. — Вот тут мне придется очень скверно, если эти пленки прокрутит какой-нибудь европейский или соседский канал. Ты и не представляешь, насколько скверно. Такого у нас никому не прощают, даже королеве — те самые национальные традиции… Как ты думаешь, она могла сделать записи?

Практически не раздумывая, Мазур сказал то, что и думал:

— Подозреваю, могла. Давно. Тут ты кругом права: никак не верится, чтобы она, как ты выражаешься, ступила на скользкую дорожку в самые последние дни. Все случившееся показывает: мы имели дело с хладнокровной стервой, прошедшей некоторую школу…

Принцесса прямо-таки вцепилась ему в плечо с неженской силой.

— Вы просто обязаны что-то сделать! Найти ее, найти пленки… Иначе мне конец. Мтанга землю роет на полметра вглубь…

— Ты ему сказала? — поинтересовался Мазур, чуть морщась от боли в плече.

— Он и сам знал, — с недовольной гримаской сказала Принцесса. — Он всегда ухитряется все знать. Правда, его не стоит опасаться, против мня он не станет интриговать, прекрасно понимает, что без меня ему придется худо… В общем, он так и не нашел следов. Вы должны взяться…

— Непременно возьмемся, — столь же серьезно ответил Мазур.

Нельзя было ей говорить, что они и сами все давно знают, что их самих чертовски беспокоит вполне возможное существование этих пленок и их использование в качестве смертельного оружия. Что Лаврик, пусть и не располагающий теми возможностями, что Мтанга, давно уже трудится, как подземный умный крот… Во-первых, нельзя с ней делиться служебными тайнами, а во-вторых, подумал Мазур не без легкого злорадства, пусть малость помучается, посокрушается, что была такой дурой. Смотришь, и облико морале малость изменится в лучшую сторону. Девяносто девять шансов из ста, что пленки есть. И если их пустят в ход, если Принцесса получит такой удар… Как писалось в каком-то романе о екатерининских временах, «его карьер бесповоротно погиб».