— Почему бы тебе…

Но дочери уже и след простыл. Кейт хотела посоветовать ей надеть жакет, хотя понимала, что это бесполезно. Дочь чуть ли не с рождения надевала только то, что ей нравилось. Но Форбс-Эббот — это не Лондон. Кейт не хотелось думать, что скажут о девушке за ее спиной. И хихикнут при этом: «Ишь, расфуфырилась…» Смешной архаизм, но им еще пользуются. И прекрасно знают, что он означает.

Полли надела узкую белую безрукавку с большим треугольным вырезом, обнажавшим верхнюю часть груди, и странную юбку из тонких полосок ткани, у которой один край был длиннее другого, но все равно оставался очень коротким. Ткань не была абсолютно прозрачной, но и назвать ее непрозрачной тоже нельзя. На кожаном ремешке висела шитая серебряным бисером сумочка в форме звезды. Странно, но факт: Кейт знала, что мнение деревенских жителей Полли безразлично, и все же ей хотелось защитить дочь.

Кейт подошла к широкому подъемному окну над раковиной. Сознание того, что подглядывать нехорошо, ее не остановило. Она следила за тем, как дочь прошла в высокие чугунные ворота, свернула направо и исчезла. На дом напротив она даже не посмотрела. Пристыженная Кейт решила, что она придала слишком большое значение сцене, разыгравшейся во время похорон Кэри. Дай-то бог… Стремясь окончательно прогнать эту мысль, она все же решила выпить кофе, вышла в коридор и позвала Бенни. Ответа не последовало. Потом Кейт услышала тихий приглушенный плач и побежала наверх.

Полли шла по Хай-стрит Форбс-Эббота, которая, конечно, уступала лондонской Кингс-роуд, но все же не была лишена очарования. Новый человек всегда вызывает интерес у членов небольшой общины. Хотя все присутствовавшие на похоронах знали, кто такая Полли, она продолжала оставаться для них незнакомкой. Несколько голов повернулись ей вслед, кое-кто даже сказал «доброе утро», но Полли рассчитывала на гораздо больший интерес, восхищение и осуждение. Потом она заметила, что люди собираются по двое и трое и что-то серьезно обсуждают. Это не произвело на нее большого впечатления. Полли решила, что речь идет о каком-то пустяке, который занимает людей лишь потому, что им больше нечем заняться.

Как почти все, что делала Полли, эта утренняя прогулка была запланирована заранее и имела двойную цель. Первая — надежда встретить мужчину, с которым она познакомилась на похоронах и если не влюбилась, то положила на него глаз. Вскружить ему голову труда не составит. Полли не испытывала интереса к мужчинам, которые не испытывали интереса к ней. В таких делах ее энергии было достаточно на двоих.

Странная вещь: со вчерашнего дня она изо всех сил пыталась вспомнить черты его лица, но это оказалось невозможно. Память сохранила только золотистые волосы Эшли и слабые тонкие руки. Интересно, чем он болен? На ранних стадиях болезнь часто бывает романтичной. А иногда и на поздних тоже. Достаточно посмотреть на иллюстрации викторианских романов. Грустные создания с огромными глазами медленно возносятся к небу на облаках, напоминающих подушки, а безутешные близкие в это время плачут, заламывая руки. Впрочем, сама по себе болезнь Полли нисколько не привлекала. Подача лекарств, уколы и обмывания категорически исключались. Особенно обмывания.

Но предмета ее страсти видно не было. Полли заглянула в витрину маленькой чайной под названием «Таинственный сад», не слишком рассчитывая на успех. Кому нужны ячменные лепешки и чашка чая, если через три минуты ты можешь получить их у себя дома? Чуть больше надежд у нее было на сельский магазин, где находились почта и газетный киоск, однако Парнелла не оказалось и там. С досады и от желания насолить кому-нибудь девушка потребовала у киоскера экземпляр «Файнэншл таймс». Конечно, они только собирались ее заказать. Полли вздохнула, кивнула извинившемуся киоскеру, купила бутылочку минеральной воды и продолжила путь, время от времени останавливаясь, чтобы сделать глоток.