|
— На истории получишь свои писульки обратно.
Кэмерон соскользнул со столба. Он подошел ко мне, держа руки ладонями кверху. Его глаза увеличенные линзами, были потрясенными и просящими.
— Нолан. Не надо. — Не знаю почему, но я удивился, когда он назвал меня по имени. В жизни бы не подумал, что он знает, как меня зовут. — Если наши ответы совпадут, мистер Сардуччи догадается, что ты списал. Нам обоим попадет. — Его голос дрожал.
— Не хнычь, — сказал я.
Прозвучало это резче, чем я хотел, — наверное, я испугался, что он заплачет. Остальные ребята восприняли мои слова как издевку и засмеялись.
— Точно, — протянул Эдди Прайор, внезапно появившийся между мной и Кэмероном. Он приложил ладонь ко лбу Кэмерона и толкнул его. Кэмерон плюхнулся на пятую точку и вскрикнул. Очки соскочили с его носа и покатились по замерзшей луже. — Чего ты жмешься? Никто не узнает. Никуда не денется твоя контрольная.
С этими словами Эдди положил руку мне на плечо, и мы вместе зашагали прочь. Он говорил, еле разжимая губы, словно мы были заключенными и во время прогулки в тюремном дворе договаривались о побеге.
— Лернер, — сказал он, обращаясь ко мне по фамилии. Он всех звал только по фамилии. — Перепишешь — дашь мне. Ввиду непредвиденных обстоятельств вне сферы моего влияния, а именно из-за того, что приятель моей матери — крикливая сука, вчера мне пришлось свалить из дома, и я до самой ночи играл в снежки с кузеном. Результат я успел сделать только два первых вопроса из этой чертовой контрольной.
Хотя Эдди Прайор еле-еле успевал по всем предметам, кроме трудового воспитания, и за плохое поведение почти каждую неделю оставался после уроков, он обладал не меньшей харизмой, чем Кэмерон Ходжес. Ничто не нарушало его благодушного настроения, и эта черта оказывала сильное впечатление на окружающих. Более того, его неуемная веселость и стремление во всем видеть смешное были так заразительны, что никто не мог на него долго сердиться. Если учитель выставлял Эдди из класса за ту или иную выходку, тот спокойно пожимал плечами — словно говорил: «Кто может разобраться в этом сумасшедшем мире?» — неторопливо собирал вещи и вразвалочку покидал кабинет, ухмыльнувшись напоследок классу, что неизменно вызывало цепную реакцию смешков. А на следующий день тот же самый учитель, выдворивший Эдди из класса, перекидывался с ним мячом на перемене и обсуждал последний бейсбольный матч.
Мне кажется, что популярных ребят от непопулярных отличает одно, и это качество было общим у Эдди Прайора и Кэмерона Ходжеса: уверенность в себе. Эдди знал, кто он такой. И он принимал себя таким. Собственные неудачи и недостатки не волновали его. Каждое слово Эдди было бездумным и чистым выражением его истинной личности. А я не имел четкого представления о себе и все время оглядывался на окружающих. Я пристально следил за ними, одновременно надеясь и страшась, что в их глазах и лицах я увижу того, кого видели они, когда смотрели на меня.
И поэтому в следующий миг, когда мы с Эдди в обнимку отошли от Кэмерона, я испытал внезапный и невероятный психологический сдвиг. В поисках выхода из ловушки, куда я загнал себя сам, я вырвал из рук Кэмерона его контрольную и пришел в ужас от того, на что готов пойти ради собственного спасения. Я по-прежнему пребывал в отчаянии и ужасе — но вместе с тем я испытывал восторг. Меня распирало от счастья, потому что рука Эда Прайора лежала на моем плече, словно мы были старыми друзьями, выходящими из таверны «Белое дуло» в два часа ночи. С радостным удивлением я слушал, как Эд называет приятеля своей матери крикливой сукой. Мне это показалось остроумнейшей шуткой, достойной Стива Мартина.[63] И в результате я сделал то, что пять минут казалось абсолютно невозможным. |