Изменить размер шрифта - +
Лаура – так звали мою няню. Мама сказала, что к побережью мчится разрушительное цунами и что у нас осталось меньше часа. Весть о катастрофе распространилась довольно быстро, потому что, когда мы вышли на улицу, там уже царил самый настоящий хаос. Люди кричали и плакали, покидая свои дома, на дорогах то и дело сталкивались машины, так что проехать было невозможно, и мы пошли пешком. На бульваре Линкольна нас остановил полицейский патруль. Полиция собирала женщин и детей в парке Уилла Роджерса, и мы поехали туда в полицейской машине. Мы немного не успели. Волна накрыла нас, хлынула в открытые окна… Я помню это так ясно, словно все было вчера: холодная грязная вода льется из окна прямо на меня, на няню… К счастью, волна не опрокинула машину, она просто пронеслась над нами, а когда вода схлынула, мы поехали дальше. Тогда мы не знали, что волна задела нас самым краешком. Гораздо хуже был повторный толчок, но к тому времени мы уже находились в безопасности, на холмах. Маму мы больше никогда не видели – должно быть, она утонула… – Патрик сглотнул. – А потом Альберт разыскал меня и отвез в Нью‑Йорк к тете Лайзе.

– Тебе хорошо жилось с ней? – спросил Нат. – Я всегда любил твою тетку.

– Да. – Патрик кивнул. – И еще у меня был ты. Благодаря маме я твердо знал, каким ты был и за что боролся.

– Будь оно проклято! – воскликнул Нат в сердцах. – Ведь из‑за этого мы все потеряли друг друга – я потерял тебя и Мэри, а вы потеряли меня. Альберт считает, что меня убили из‑за информации о Мартине Рэндо, которую я получил незадолго до смерти. Тогда эта информация казалась мне очень, очень важной, но сейчас я не знаю, стоила ли она того, чтобы ради нее отдать жизнь и не видеть, как ты растешь, как взрослеешь.

– Кажется, Мартин Лютер Кинг сказал – человек умирает в тот день, когда начинает умалчивать о том, что важно. Разве ты мог поступить иначе?

– Не знаю. Наверное, нет. – Нат покачал головой. – Так меня воспитал мой отец и твой дед; это он посеял семена, которые принесли такой урожай. Ты, наверное, знаешь, что он открыл в Северной Каролине бесплатную клинику для бедных? Каждый человек, считал он, имеет право хотя бы на элементарную медицинскую помощь. Не удивительно, что нас с Альбертом до глубины души возмущало то, чему мы чуть не ежедневно становились свидетелями. Организации медицинского обеспечения и страховые компании присвоили себе право быть судьями, прокурорами, а иногда и палачами, потому что в большинстве случаев именно от их решения зависело, будет пациент жить или умрет. Их стараниями цены на лекарства подскочили до небес. Хроническими заболеваниями заниматься невыгодно – вот ими никто и не занимался. Многие врачи сколотили себе не одно состояние на этой противоестественной ситуации, но не я. Я считал подобную систему здравоохранения предательством по отношению к американскому народу, и мой долг заключался в том, чтобы бороться против нее! – Вспоминая прошлое, Нат разволновался помимо своей воли, и в его голосе зазвучали страстные нотки.

– Я потратил много сил и времени, чтобы вернуть тебя. Чтобы ты был в безопасности, – повторил Патрик и закрыл лицо руками.

Некоторое время отец и сын молчали, потом Нат спросил:

– Мэри была хорошей матерью?

– Да. Правда, мне всегда хотелось, чтобы она уделяла мне чуть больше времени, но сейчас я понимаю – ей нужно было слишком многое успеть, слишком многое сделать. Она любила меня, но когда она погибла, мне едва исполнилось шесть – что я мог знать тогда? Ведь я едва‑едва успел стать мужчиной, – добавил Патрик, и по его бескровным губам скользнула тень улыбки.

– Тебе тоже предстояло сделать слишком много, – сказал Нат, машинально коснувшись щеки старика, который был его сыном.

Быстрый переход