Выбравшись наконец на высокий берег бывшей Хрустальной, а теперь Мертвой реки, я решил, что мои злоключения подошли к концу. Передо мной была деревня, а это значило, что ужин без проблем мне обеспечен.

Ни одного огонька не было видно, но это меня не смутило. Эти крестьяне обычно очень рано ложатся спать, чтобы потом встать пораньше, еще до восхода солнца, для каких-то одним им ведомых дел. Я огляделся по сторонам, выбирая дом побогаче, но все дома были какие-то неказистые, старые, поросшие внизу лишайником, крыши местами прогнили и обвалились темные окна зияли пустыми провалами. Было такое впечатление, что деревня заброшена, притом очень давно. Скорее всего, люди покинули деревню, когда река перестала давать им воду и пищу. Но все-таки внутренний голос говорил мне, что деревня не пуста, а в таких вопросах мой внутренний голос никогда не ошибался. И сейчас я ощущал чье-то присутствие, как будто кто-то наблюдал за мной из засады, может, даже из одного из этих темных окон. Я сделал несколько осторожных шагов в сторону дома, откуда, как мне казалось, на меня был устремлен недружелюбный взгляд, и не ошибся. Из-за висящей на одной петле двери, еле протискиваясь в проем, один за другим появились двое верзил. Ростом раза в два выше меня, с ярко-рыжими волосами над низкими лбами, говорящими о почти полном отсутствии интеллекта, и огромными сучковатыми дубинами в когтистых пятернях, они явно не собирались проявить гостеприимство и угостить меня ужином. Скорее наоборот, ужином для них должен был стать я.

— Человек — хороший еда! — прорычал один из них и довольно бесцеремонно попытался садануть меня своей дубиной. Естественно, я не стал дожидаться, когда дубина опустится мне на голову, а проворно отскочил в сторону.

— Еда бежать в лес! — завопил тот, который пытался меня прикончить. — Крок быстрей ловить!

Второй, которого, по-видимому, и звали Кроком, неуклюже затопал в мою сторону, на ходу поднимая дубину. Убежать от них было проще простого, но в мои ближайшие планы входило провести ночь в этой деревне, и я не имел ни малейшего желания менять их из-за каких-то тупых великанов, то ли огров, то ли троллей. К тому же я с утра был злой, как демон, и у меня просто руки чесались на ком-нибудь эту злость сорвать.

Я нырнул под занесенную для удара лапу с дубиной, подпрыгнул и от души врезал кулаком туда, где над необъятным брюхом, по моему предположению, должно было находиться солнечное сплетение. Удар, который вроде бы должен был свалить даже медведя, заставил Крока только звучно рыгнуть и, размахивая дубиной, приняться крушить деревья, покосившиеся изгороди и вообще все, что подворачивалось под его горячую лапу. Я, естественно, не подворачивался, зато подвернулся его приятель-тролль, за спину которого я вовремя отошел. Удар Крока угодил ему прямо по лбу, заставив крякнуть и покачнуться.

— И ты потерпишь? — крикнул я в ухо ошарашенному троллю с ветки росшего у старого колодца векового дуба, на которую вскарабкался, пока тролли соображали, что произошло. Такой дуб не свалил бы ни один из них, и я чувствовал себя в полной безопасности. — Он тебя ударил ни за что ни про что, а ты даже не хочешь дать ему сдачи? Ну ты и слабак!

После мучительного мыслительного процесса, который длился у тролля, наверно, целую вечность, до него, видимо, дошел смысл произошедшего. Он почесал загривок, взвыл, как десяток разъяренных орков и, размахивая своей огромной дубиной, бросился на Крока.

Тролли осыпали друг друга ударами, от которых дрожала земля, а я, сидя на ветке дуба и болтая ногами, подбадривал их одобрительными возгласами:

— Так его, Крок! Да по башке бей, урод! А ты чего стоишь? Дай ему в ухо! Ну-ка посмотрим, кто из вас сильнее!

Тролли — существа азартные. Еще в детстве я слышал множество сказок о том, как хитрые лесорубы или охотники в свободное от работы время выманивали у глупых троллей их богатства, предлагая померяться силой и пуская им пыль в глаза с помощью какого-нибудь хитроумного трюка.