Никакого плана, нет разделения на огневые группы и группы поддержки. Интересно, есть ли у них трансиверы для координации наступления.
Вряд ли. И только сейчас, с опозданием, сержант понял, что они точно знают, куда идут. Он не понимал, как это получилось, но сейчас это означает одно – они направляются к засаде, в настоящий огневой мешок. И всё‑таки их слишком много.
Очень много.
– Время, – прошептал Динг Леону.
Они устремились вверх по склону, беззвучно и незаметно, пользуясь своей подготовкой, выбирая один наблюдательный пункт за другим, постоянно сообщая командиру о своей позиции и передвижении врага. Там, на вершине горы, у отделения было почти два часа для того, чтобы сняться с прежней позиции и подготовить засаду. По трансиверам Чавез и Леон слышали команды Рамиреса.
Отделение двигалось вперёд, чтобы встретить наступающего противника задолго до его прихода к первой линии обороны. Солдаты расположились между двумя особенно крутыми участками склона, нацеливая пулемёты на участок шириной метров в триста, по которому ожидалось приближение вражеских групп. Если противник настолько глуп, что готов пройти именно в этом месте, ну что же, это его проблема, верно? До сих пор он двигался к району эвакуации прямо, не отклоняясь в стороны. Может быть, противник каким‑то образом узнал, что группа «Кинжал» находится в этом месте, подумал Чавез, когда они с Леоном выбрали позицию чуть вниз по склону от одного из пулемётных гнёзд.
– «Шестой», говорит дозор, заняли позицию. Противник в трехстах метрах от нас, поднимается вверх.
Двойной щелчок.
По радио одно за другим слышались донесения о том, что и остальные пары увидели противника.
– Внимание всей группы «Кинжал», – раздался голос капитана Рамиреса. – Соблюдайте спокойствие. Похоже, они идут прямо через парадный вход. Помните сигнал...
Потребовалось ещё десять минут. Чавез выключил очки ночного‑видения, чтобы сберечь батареи и чтобы глаза привыкли к темноте. Он снова и снова проигрывал в уме огневой план отделения. Им с Леоном были даны особые задания. Каждый солдат вёл огонь по ограниченной дуге.
Все дуги совмещались одна с другой и даже перекрывались, но солдаты всё‑таки должны были уничтожать противника в выделенном им участке, и не поливать огнём все поле боя. Даже пулемёты – те два, что выдвинулись вперёд, будут простреливать свои участки. Третий пулемёт находился далеко от огневого рубежа с небольшой резервной группой – их задача заключалась в том, чтобы прикрыть отделение во время отхода или прийти на помощь в случае необходимости.
Первые группы противника приблизились на сто метров. В авангарде шла цепь – восемнадцать или девятнадцать человек, следом старались не отставать остальные. Боевики двигались осторожно, боясь оступиться, держа автоматы поперёк груди. Чавез насчитал в отведённом ему секторе троих. Он поднял свой автомат. Лежавший рядом Леон смотрел вниз.
В прежние времена использовали стрельбу залпами. Пехота Наполеона выстраивалась рядами плечом к плечу, глубиной в два или четыре ряда, по команде опускала мушкеты и стреляла – ряд за рядом, – посылая в противника смертоносный ураган пороха и пуль. Цель такой стрельбы – потрясти неприятеля. Она не менялась и в настоящее время – потрясти противника, вызвать у него шок. Шок у тех, кому повезло и кто не погиб в первые мгновения, – шок, предупреждающий, что лучше всего побыстрее покинуть это место, он мешает врагу должным образом реагировать на нападение, приводит в замешательство. Теперь это делается не числом мушкетов. Современная тактика требует, чтобы противник подошёл как можно ближе, однако конечная цель остаётся прежней – и психологически, и физически.
Чавез услышал в трансивере три щелчка. Это была команда Рамиреса приготовиться. По всей линии огня солдаты прижали приклады к плечу и прицелились. |