Изменить размер шрифта - +

– О том, что ты выжил, никто не знает. Я объявил, что ты убит, и не разрешил открывать гроб, потому что у тебя якобы обезображено выстрелом лицо. Так что тебя официально нет на свете.

– Все равно добьют. И если я буду молчать, все равно убьют.

Министр убедился, что раненый находится в здравом рассудке.

– Кто это хочет сделать? – настаивал он.

– Возех.

– Это он стрелял в тебя?

– Нет.

– А кто же?

– Худайбердыев.

– За что?

– Ему приказал Возех.

– Вот оно что. Но почему?

– Довлат продался. Это расписка кровью.

– Он убит, – сообщил министр.

– Собаке... смерть...

– Похоже, его убил твой начальник – Кодир.

– Он арестован?

– Он тоже убит.

– Ну, конечно, Возех... Почему он меня не добил?

– Ему, наверно, показалось, что контрольного выстрела не требуется. Это чудо, что ты остался жив.

– Они все продались Бен Ладену. Министр привстал на ноги, чтобы лучше слышать.

– Они забрали у Дудчика бумаги. Секретные... По РВСН... И отдали их Бен Ладену...

– Он что – здесь? – Удивленный министр готов был и в это поверить.

– Нет, не знаю. Гузар с ними... главный...

– А при чем во всей этой истории ты? Почему тебя пригласили?

– Хотели убить.

– За что?

– Я записал разговор между Дудчиком и англичанином. Дудчик ему секреты хотел продать.

– Ты сообщил Кодиру?

– Да.

– А он передал их Худайбердыеву?

– Не знаю.

– Понятно. Что‑нибудь важное хочешь сказать?

– Сообщите моим родственникам, что я жив. Они выручат меня. Меня добьют.

– Не беспокойся. Я усилю охрану. Выздоравливай. – И министр покинул палату.

Молодой человек по имени Джон Зелински знал меньше его, но он, по долгу шпионской службы, достаточно хорошо ориентировался в политической раскладке Душанбе. Вес министра внутренних дел в среде исламского возрождения сегодня вечером, конечно, серьезно увеличится. Он проник в одну из серьезных тайн Гузара, к тому же имел свидетеля. Однако и само такое знание, и живой свидетель были опасны, и шансы Кудимова выжить свелись к нулю. По‑настоящему его единственный шанс был в том, чтобы притвориться дураком, контуженым, умственно неполноценным. Тогда его вылечили бы и отдали родным.

Все это быстро пронеслись в голове у начинающего шпиона. Но из всех рассуждений следовало только одно – что времени у него очень и очень мало. В любую минуту в палату может войти, к примеру, медсестра с шприцем и вкатить пациенту в вену кубик воздуха, или охранник получит приказание, покинет палату, обойдет здание и выстрелит сквозь окно Кудимову в голову. И тогда пропадет золотой шанс Джона Зелински!

Романтичная польская кровь немедленно взыграла, но подвигла Зелински к достаточно продуманным действиям. Он снял с ноги тонкий синтетический носок и натянул его на голову, потому что не собирался зачищать свидетелей. С пистолетом в одной руке и баллончиком в другой он направился к больничному корпусу и беспрепятственно вошел в него через служебный вход.

Просунув руку в полуоткрытую дверь ординаторской, он пустил обильную струю из баллончика, которая почти сразу усыпила дежурную сестру и нянечку. Затем с пистолетом наперевес Джон ворвался в палату и застал охранника за чтением журнала. Ударив его рукояткой пистолета по затылку, он связал охранника по рукам и ногам, при этом, едва не упустив... самого Кудимова. «Безнадежный» пациент проявил невероятное мужество и желание спастись от «убийцы», он попытался вскочить и выбежать из палаты.

Быстрый переход