Альтман находился на свободе до 5 марта 1953 года, он был арестован, единственный из театральных критиков, в день смерти Сталина. Освободили его через несколько месяцев. Очень скоро он умер от разрыва аорты. Говорят, что перед смертью прохрипел: «Убили».

В дневниках Вишневского за 1947 год есть трогательная запись о разговоре с Альтманом, с которым он дружил (но это не помешает ему присоединиться к хору борцов с космополитами). Сначала Альтман рассказывал, что дома нет хлеба, невозможно прокормить семью. А потом вдруг идут такие слова:

Это все плата за бомбу. Еще в Библии сказано: отдай десятину… Хочется на природу… Я вспоминаю, Всеволод, свою жизнь. Вошла в комнату тетка и заплакала, сжав голову руками… Это была русско японская война… Зеркала завесили черным крепом, на одежде сделали надрезы, а на голову посыпали немного пепла – остатки старинного ритуала… потом опять пели и плакали…

Вишневский подводит черту под тем разговором.

Я представил себе продолжение этой жизни – ее наивное «счастье» через 5 лет… Войну, которая грядет, неизбежную войну – Мы (с Альтманом) шагали по Крымскому мосту, надвигалась гроза. И вдруг подумалось о страшной грозе под Москвой 1935 36 года (он не помнит), кажется… Пол неба, черная туча, крылья гигантские и чудовищные молнии. Я был в поле, за городом. Ездили с Софьей Касьяновной к Довженко. Стояли у какой то разбитой избы, молча смотрели, потрясенные этими жуткими играми природы .

Почему то даже из под руки такого незамысловатого художника, как Вишневский, вдруг возникают картины какой то пророческой глубины?! Это происходит абсолютно независимо от его воли, как будто сквозь него Бог показывает страшные сполохи истории.

Февраль 1949 го. Собрания…

11 и 12 февраля газеты вышли с отчетами о собрании в Союзе советских писателей. Сначала цитировался доклад А. Софронова: «…группа оголтелых, злонамеренных космополитов, людей без рода и племени, торгашей и бессовестных дельцов…», «хулигански  охаивали все новое, передовое, все лучшее, что появлялось в советской литературе» (Правда. 1949. 11 февр.), среди «врагов» появился бывший секретарь партийный организации СП Лев Субоцкий, который «охаял патриотическую "Повесть о настоящем человеке"» Б. Полевого, «антипатриот» А. Лейтес, «злопыхатель» А. Эрлих, Д. Данин, который «пытался «изничтожить» замечательную патриотичную поэму «Колхоз "Большевик"» Н. Грибачева, «безродный космополит» Б. Хольцман (Яковлев). Н. Грибачев призывал до конца разоблачить «космополитическое отребье», утверждая, что «Д. Данин унаследовал методы оголтелых космополитов, в свое время травивших Горького и Маяковского и возвеличивавших антинародную, безыдейную поэзию Б. Пастернака и А. Ахматовой».

Фадеев не присутствовал на партийных собраниях 9 10 февраля 1949 года, где шло обсуждение злополучной статьи. Писатели были возмущены, что Фадеев заварил кашу с космополитизмом, одобрил проработку – и уехал в Париж.

А 18 февраля открылось трехдневное, московское собрание драматургов и театральных критиков. Соколова пишет: «Доклад Симонова. Обсуждение. Допрос Юзовского (не выступление, а допрос). В президиуме Софронов, Первенцев, Сурков. Примкнувшие к ним Симонов, Михалков. <…> Главные фигуры для битья, уже определились: Юзовский, Гурвич, Борщаговский» .

Основной докладчик был А. Софронов. Его поддерживал А. Суров, в те годы лауреат Сталинских премий, обласканный в «верхах», вскоре изгнанный за дебоширство и пьянство из Союза писателей: «…это не просто космополиты, не просто антипатриоты, а это антисоветская, антипатриотическая деятельность, это контрреволюционная деятельность», – заявлял он, а к концу речи уже говорил о контрреволюционной подпольной организации, о диверсиях и диверсантах, которых надо «выкорчевывать».