Он выжидающе смотрел ей в глаза, и Алина поняла, что должна что-то сказать. Но у нее не было слов.

— А куда он делся?

— Никуда. Стоял, где стоит. Но он уже не наш. Корш… Этот старый пердун решил, от нас отколоться. Он платит налом и забирает лагерь себе. Вот такое предложение. Я отказался. Потому что без лагеря проект не примут.

— Не примут, — согласилась Алина. — Я давно чуяла что-то неладное. Почему ты сразу не свел меня с ним?

— Потому что на него твоя улыбка не подействует. Это упертый старик. С большими связями на высоких уровнях. Он даже говорить с нами не будет. Дал срок на размышление, и оборвал все контакты. Придется соглашаться.

— Но это же…. Это же катастрофа.

— Катастрофа. Но знаешь, Алиночка, в мире каждый день происходят тысячи катастроф. А мы про них ничего не знаем, Вот и про нашу катастрофу никто не должен знать. Деньги мы у старика возьмем. На них организуем другой лагерь, в сто раз лучше.

— Когда?

— Хороший вопрос. Деловой. Все упирается в это слово — «когда». Когда получится. Во всяком случае, не сегодня.

Алина почувствовала, что ее начинает бить мелкая дрожь. До нее только сейчас начал доходить смысл сказанного. Проект, о котором она отсылала такие радужные отчеты, оказался проваленным. Все рушилось.

— Артем, я не понимаю, почему ты так спокойно мне это сообщаешь. Почему ты думаешь, что я сейчас не позвоню в Москву и не доложу, что…

— Потому что ты — умница. Потому что пока об этом не знают в Москве, лагерь — чисто наша проблема, и мы с тобой эту проблему закроем. А если мы будем перекладывать вопросы на Москву, то она скажет — а на фиг мне такие работники? Вот так. Все очень просто.

Артем спокойно закурил, встал, прошелся по кухне.

— А ты неплохо тут все украсила. Могла бы помочь моим дизайнерам. Цветы, картинки. Это сын? — он остановился перед фотографией сына. — Красавец. А где ты спишь? В кабинете или в детской?

Он ходил по комнатам, продолжая нахваливать ее вкус. Включил телевизор, сменил несколько каналов, выключил.

Алина стянула с головы полотенце, и мокрые волосы рассыпались по плечам. Она встала в проеме, глядя, как Артем, непринужденно сидя в кресле у камина, листает книгу.

— Что я должна делать? — спросила она.

— То же самое, что раньше. Улыбаться, — он захлопнул книгу и аккуратно положил ее на столик под торшером. — Улыбаться. Ну, улыбнись, девочка. У нас все отлично!

Голопанов поднялся и подошел к ней. Взял за руки, заглянул в глаза.

— Обожаю мокрые волосы, — тихо сказал он. — Улыбнись, а то я обижусь и уйду. И не расскажу тебе самое интересное.

— Знаешь, Артем, а ведь мы кое-что не учли, — спокойно сказала Алина, отойдя к окну. — У нас ни в одной квартире нет аптечки.

— Серьезно? Зачем тебе аптечка? — он встал сзади и соединил свои руки у нее на животе, прижавшись грудью к спине. — Обожаю мокрые волосы… ты пахнешь зеленым яблоком…

— Извини, но я вспомнила об этом потому, что мне сейчас нужен аспирин. Голова раскалывается.

Она не могла его оттолкнуть и ненавидела себя за это. А его рука гладила ее живот, поднимаясь все выше, и уже скользнула под грудью, и еще чуть выше, коснулась сосков — и испуганно отпрянула снова книзу, и его пальцы сцепились на поясе. Он тяжело дышал у нее за спиной и явно не собирался отступать.

— Вот теперь я точно знаю, что ты спишь в детской, — прошептал он.