И не помогли никакие оправдания, никакие ссылки на профессиональные спасательские рефлексы. Ревнивая попутчица вылила на него бутылку пива и уехала на автобусе. С тех пор на сексуальной карте мира не было места для Павловска.
— Давай все же заглянем в офис, — попросила она вдруг. — Мне надо переодеться.
— Зачем? — удивился Ян. — Ты одета просто идеально. Рядом с такой ученицей я чувствую себя настоящим учителем. Особенно портфельчик меня восхищает.
— Не смейтесь, товарищ инструктор, не смейтесь, — попросила она почти жалобно. — У меня была такая тяжелая встреча с банкирами. Пришлось девочку из себя строить. Наивную дурочку. Там наклониться, тут коленки раздвинуть — все наши маленькие женские хитрости. Хотя этих финансистов не проймешь ничем. А портфельчик? Да, портфельчик мой любимый, из Парижа. Ой, совсем забыла! Стой, стой, мы же офис проехали!
— Все-таки надумала переодеться? — Ян остановился и, задним ходом поднявшись на тротуар, подал машину прямо к крыльцу офиса.
— Нет, не только. Есть и более важное дело. Угадай, что у меня в портфельчике?
— Бумаги? Косметика? Оружие? Наркотики?
Она со смехом щелкнула золотым замочком и откинула мягкий кожаный клапан.
— Не угадал. Это косточка!
В пластиковом футляре действительно лежала отличная мозговая кость, густо заросшая остатками мяса.
— У банкиров своя кухня, я проходила мимо и увидела в ведре такую роскошную косточку. Там просто в осадок выпали все, когда я у них ее попросила.
— У тебя есть собака?
— Нет. Но тут в подвале поселилась дворняжка, а вчера у нее щенки появились. Она же кормящая мать, ей некогда пищу искать. Подожди меня, я быстро.
«Меня вот никто не покормит, — горестно вздохнул Ян Стрельник. — Кстати, может быть, мне просто надо поесть — и все пройдет?» И тут же он вспомнил, очень некстати, одну гречанку из Сухуми.
С той у него получилось то же самое, — то есть ничего не получилось. Промаявшись над его бесчувственным телом, она сказала, что ему надо кушать больше орехов и зелени, больше мяса, больше яиц, больше сметаны. На самом-то деле причина была в другом. Это ей надо было кушать меньше. Как только гречанка высвободилась из своих кримпленов и нейлонов, и он увидел складки на животе и спине, и эти ножки, которые, как ни раздвигай, все равно слипаются чуть выше колен, и эти жуткие рубцы от резинок — сердце его начало разрываться от сострадания. Какие там орехи…
«Алина кормит не меня, а бездомную собаку, — подумал Ян с завистью. — Она заботится о чужих щенках. Ей просто необходимо, чтобы под боком был кто-то, о ком она могла бы заботиться. А я не гожусь на эту роль. Но почему? Потому что я сам готов кормить ее, а также поить, одевать и носить на руках.
Где нас водила судьба все эти годы? Почему наши пути не пересеклись, когда мы были молоды и беззаботны? Вот она — женщина, о которой я мечтал всю жизнь. Оказывается, я влюблялся только в тех, кто хоть чем-то был похож на нее. У одной были такие же волосы, у другой — ее голос. Третья была такой же сильной и беззащитной одновременно. Четвертая, тридцатая и сотая — все они носили какую-то частицу Алины, словно яркую деталь мозаики. И вот теперь все детали слились в целую картину, и не картина, а живая теплая мягкая женщина сидит рядом со мной. Почему же мы встретились только сейчас? Тебя подарили мне, как последнюю радость? Или как спасательный круг?»
От прилива нежности у него перехватило дыхание. Ян вдруг понял, что Алина — единственный человек, о котором он хочет заботиться. Вот в чем беда-то! Он просто слишком дорожит ею. Оказывается, избыток нежности нарушает некоторые физиологические реакции. |