Они долго шли по трепещущему лесу. Под его сводами уже стемнело. Тропа, по которой они шли, исчезла в зарослях ненасытной ежевики. Где-то в лесной чаще треснула и упала ветка. Они продолжали путь, усталые, обеспокоенные, недовольные. Выйдя на поляну, они удивились, увидев ночное небо, усеянное звездами, мерцавшими среди верхушек деревьев. Какой-то зверь с серебристыми лапками и усатой мордочкой бросился в заросли, долго шуршавшие за ним. За траву цеплялись отяжелевшие от слез и лунных испарений паутинки. Путешественники прошли еще несколько шагов среди клочьев тумана — пенных валов, пробитых темными коридорами, в конце которых мерцали гигантские светлячки.

Наконец они обнаружили покосившуюся пристройку — то, что осталось от лаборатории.

Ахилл Дюпон-Марианн решил здесь остановиться до рассвета. Они вошли в хибару, в лицо им бросилась летучая мышь. Миош зажег карманный фонарик. На этажерке еще валялись несколько забытых аппаратов.

— Я их починю, — сказал Миош.

— Зачем?

— Просто так, — пробормотал Миош с улыбкой сластены. — Чтобы чем-то заняться. Это меня развлечет…

— Это бес вводит вас в искупление, Миош.

— Да нет же! Нужно же чем-то занять время до рассвета. Дайте вспомнить. Проветривающий клапан… Так… Переключатель… А, вот здесь стерся винт… А я неплохо придумал! Маятник не пострадал от сырости…

Печальный лунный свет проникал через окошко в двери лаборатории. Ахилл Дюпон-Марианн съел несколько желудей, подобранных по дороге, и нашел, что они отнюдь неплохи на вкус. Чем-то они напоминали ему запах клубники.

— Попробуйте-ка эти желуди, Миош, — предложил он. — Скажите, как они вам?

— У меня нет времени, — ответил Миош.

К десяти вечера два аппарата были налажены.

— Какой сон хотели бы вы увидеть сегодня ночью? — спросил Миош.

— Я хотел бы быть филантропом, — сказал Ахилл Дюпон-Марианн и потупил взор.

— Я тоже, — сказал Миош, рассматривая свои разошедшиеся по швам брюки и рваные ботинки.

Он включил механизм, послышалось тихое воркование. Тогда оба путешественника улеглись рядышком на пол и смежили веки.

Больше за пределами поместья их не видели.

ДАМА В ЧЕРНОМ

Когда я вошел в столовую, меня остановил метрдотель. Что-то наподобие гориллы с бледным, весьма озабоченным лицом. Он сложил на животе свои лапищи в перчатках и сказал:

— Простите, мсье, мы вам зарезервировали столик у окна, как вы просили, но в гостиницу прибыла дама, которая останавливается у нас на весь сезон в течение десяти лет и всегда занимает этот столик… Вы понимаете… Женщина пожилая… постоянный клиент… мы не могли ей отказать…

— Хорошо! — ответил я.

И направился к столику. Несмотря на конец сезона, в старой швейцарской гостинице было много постояльцев. Большинство столиков заняты: семьи, парочки, одиночки, как я.

Все они были похожи между собой намеренно небрежными туалетами и подгоревшими на солнце носами. Они все были мне одинаково симпатичны на расстоянии. Уехав из Парижа, чтобы закончить срочную работу, я не стремился с ними знакомиться и опасался, как бы кому-нибудь из них не пришло в голову искать знакомства со мной.

Я допивал компот, когда заметил, что место у окна все так же пустует. Метрдотель заметил мой взгляд и подошел ко мне.

— Эта дама спускается только в восемь тридцать, — счел необходимым объяснить он.

Действительно, как только часы пробили половину девятого, дверь открылась и некоторые любопытные повернули головы.