Наступил день отъезда.

Накануне мы собрались в клинике, на сей раз я твердо решил заставить профессора вмешаться. Аббат тоже беспокоился и был готов меня поддержать. Мусрон присоединился к нам в девять вечера. Он явился один. Мы ждали только Эрамбля и Марека, который оставался подле Нериса. Мусрон отказался выслушать наши доводы. Он измучен и уладит свои дела без посторонней помощи. Он уже вышел из того возраста, чтобы сносить чью бы то ни было тиранию.

Мы долго обсуждали создавшуюся ситуацию. Марек, бесшумно появившись в комнате, успокоил нас относительно состояния Нериса; он собирался вскоре назначить ему новый курс лечения. И тут кто-то из присутствующих обратил наше внимание на время — было около десяти, а Эрамбль все еще отсутствовал.

— Наверняка он хочет нас наказать, — сказал профессор. — Классический прием. Я могу позвонить, если желаете.

— Прошу вас об этом, — сказал Мусрон.

Он позвонил раз, второй. Никто не снял трубку. Я сразу же предположил худшее. И набрал номер сам. Впустую. Даже Марек выглядел обеспокоенным.

— Надо ехать за ним, — предложил аббат.

— Между тем, уверяю вас, когда я покинул его часа в четыре, — сказал Мусрон, — я ничего особенного не заметил. Он наблюдал за сборкой двух модных спальных гарнитуров и был абсолютно спокоен… Наверняка он решил нас попугать.

Марек посадил нас к себе в «бьюик», и мы отправились. Аббат сел в уголок и читал молитвы.

Витрины салона протянулись на большое расстояние, зарешеченные металлической сеткой. Несколько бра освещали выставленную мебель и вереницу залов, уходящую в полумрак, в котором отблескивали буфеты, шкафы, кровати. У Мусрона были ключи от салона, и мы вошли следом за ним; тут пахло восковой политурой и едва ощутимо медом. Пока мы шли, я касался кончиками пальцев гладких поверхностей дерева или мягких, как мох, диванов.

— Он должен быть в глубине магазина, — сказал Мусрон.

Справа была выставлена мебель для столовой, огороженная шнурком из красного бархата, слева — по-разному оборудованные спальни, затем шли гостиные, населенные манекенами.

— Это новинка! — воскликнул я.

— Да, — объяснил Мусрон, — похоже, они оживляют торговлю. С некоторых пор Эрамбль обожает манекены. Он не перестает их теребить… осторожно — ступенька!

Мы пришли в самую удаленную часть магазина.

— Спальня для новобрачных, — хихикнул Мусрон.

Он разом остановился, и я наткнулся на аббата, шедшего впереди меня.

— Стой! — крикнул Марек.

Он перешагнул через шнур, отделявший нас от спальни. Я увидел только новобрачную, стоявшую перед кроватью с рукой, изящно поднятой к вуалетке; ее лицо, узкое, как собачья мордочка, на котором застыла двусмысленная улыбка. Марек стоял коленями на медвежьей шкуре, лежавшей между кроватью и трельяжем.

— Эрамбль мертв, — констатировал он.

Мусрон оттолкнул металлические подставки, поддерживающие шнур, и мы заполонили спальню. Должно быть, прежде, чем пустить себе пулю в грудь, он лег на кровать, так как покрывало было в пятнах крови. Конвульсия сбросила его на медвежью шкуру, на которой он лежал ничком. Револьвер, подскочив на паркете, скользнул до самой стенки.

— Главное — ни до чего не дотрагивайтесь. Я позвоню по телефону.

Мусрон проводил меня в кабинет.

— Как вы думаете, это из-за меня? — спросил он.

— Да вовсе нет.