|
Полюбила я его в том возрасте, когда это совсем несложно, совпало со многими причинами, и я была готова влюбиться. Алексей оказался самой подходящей кандидатурой для этой первой любви, и я, как в омут с головой, погрузилась в состояние очарования и восхищения, влечения и привязанности, смесь химии гормонов и романтического увлечения. Как в сладкую болезнь души и тела, которая прогрессировала и развивалась день ото дня. Мой диагноз по английски мог звучать так «fall in love», а формулировке на русский в нескольких вариантах: «Я в него втюрилась», «Я на него запала», «У меня от него крышу снесло», «Он мне мозги поджарил»… А сейчас я постепенно выздоравливала от этой болезни. Нет, я не перестала любить мужа. По моему глубокому убеждению, способность к любви – показатель душевного здоровья и богатства человека, любить необходимо, но любить здраво и осмысленно, а не так слепо, как случилось со мной. Да, наши отношения изменились, особенно с моей стороны. Все чаще я видела со стороны мужа раздражение в ответ на мои резкие высказывания, замечания на мое поведение, игнорирование его бытовых просьб, предпочтений, которые раньше я старалась выполнить буквально по "щелчку" мужа. Да и моя беременность добавляла ему нервов. Конечно, очень сложно выдерживать беременную жену с ее мгновенными перепадами настроения, возросшими, порой совсем непонятными вкусовыми пристрастиями. Я старалась мужу этим не надоедать, ведь у меня был человек, готовый по первому звонку приехать днем или поздней ночью, чтобы привезти дочке так именно сейчас нужную банку солененьких корнишонов или спелый гранат «с вот такими мягкими зернышками, которые можно глотать, не прожевывая!». Мой замечательный папка, неутомимо выполнявший всевозможные капризы дочки. Кажется, он радовался своей нужностью, своей востребованностью в моей жизни, как будто чувствовал наперед, что так скоро мне ее будет не хватать. А муж…, пусть живет себе, как хочет, раз ему в тягость моя беременность. Хотя Алексей об этом никогда больше не заговаривал, но я подспудно чувствовала, что он так и не смирился с моим решением рожать нашего малыша. И это все больше отдаляло нас с мужем друг от друга. Внешне наша семья была такой, как тысячи обычных удачных семей, но мы оба знали, что это не так.
Моим спасением от семейных невзгод была только беременность и искренняя любовь отца, его забота обо всем, что хоть немного касалось его дочки и будущего внука. Именно в это время он переписал завещание, разделив все свое имущество между мной и своим еще не родившимся внуком Егором. Папа уже заранее знал, что мой сын будет носить имя его покойного отца, профессора Егора Синягина, моего знаменитого в известных научных кругах дедушки. И я была согласна с этим именем для малыша. По этому завещанию нам поровну отходило по пятьдесят процентов акций всего семейного бизнеса отца и прибыли с дохода. Шикарный особняк, в котором папа жил, тоже был записан на внука, как и весь его автопарк из семи иномарок. До совершеннолетия Егора я назначалась его опекуном. Мне же, помимо части бизнеса, доставалась бы моя нынешняя квартира, коллекция драгоценностей покойной мамы, машины (своя и мужа) и куча всего, о чем я узнала гораздо позже. Уже после скоропостижной смерти папы, повергшей меня в безутешное горе, из которого я смогла выбраться только благодаря сыну, требовавшему ежедневной заботы. Он стал моим спасением в те тяжелые дни, наступившие после смерти папы. Моему мужу Алексею по завещанию отца не доставалось ничего. Но все это случится гораздо позже, а в то время сроки моих родов становились все ближе, я дохаживала последние недели беременности. Мой папа в эти дни стал для нас самым нужным и необходимым. Даже когда его внук решил появиться на свет на десять дней раньше положенного срока и начал свое движение на свет, я по привычке позвонила отцу, совершенно забыв в панике наступающих схваток о спящем в соседней комнате муже. |
