«Звук, от которого лопаются барабанные перепонки», – так выразилась Сара.
– Ты уверена? – жалобно спрашиваю я. – Она меня не опозорит?
– Уверена, – Сара обнимает меня за шею, – тебе понравится.
– Добрый вечер. Меня зовут Джорджиана Генри. Многие из вас меня знают, но на всякий случай представлюсь: я кузина, секретарша, доверенное лицо и надзирательница Эллы. – Аудитория посмеивается – это чистая правда. – Некоторые из тех, кто хотел сегодня прийти, не смогли это сделать из-за своих рабочих графиков. Мы все знакомы с шоу-бизнесом. Так что позвольте мне зачитать для Эллы слова поклонников, фанатов и друзей, которые не присутствуют здесь лично, но выразили свою любовь и поздравления в письмах и телеграммах.
И тут Джорджиана поднимает в воздух здоровенный холщовый мешок. Просто необъятный. Из зала вперемешку доносятся удивленные восклицания, смех и многочисленные «О боже!».
Джорджиана успокаивает публику:
– Нет, все это я зачитывать не буду, но я хотела показать вам хотя бы один из двадцати мешков с корреспонденцией, которую мы получили.
Зал разражается аплодисментами. Меня успела охватить дрожь. Волна любви захлестывает меня, и я пытаюсь понять, почему я так часто волнуюсь о вещах, которые не имеют значения. Как я выгляжу. Кому я нравлюсь. Кому – нет. Мой размер одежды. Выступающий пот на лице, когда я пою.
Джорджиана зачитывает со сцены послания, которые написали Лина Хорн из Парижа, Билли Экстайн из Лондона, Бенни Гудмен, Фред Уоринг, Розмари Клуни, Рэй Энтони, Гай Ломбардо, братья Миллс, Лайонел Хэмптон, Луи Армстронг и многие другие.
Достав очередной конверт, Джорджиана машет им в воздухе.
– Это письмо пришло в последний момент, и отправитель хотел, чтобы я непременно его зачитала. «Поздравляю с годовщиной, дорогая Элла. Я так рада, что ты снова можешь делать то, чего жаждет – и что любит – этот мир. Пой. Пой. Пой. Обнимаю и целую, твоя подруга. Мэрилин Монро, Лос-Анджелес».
Я откидываюсь на спинку стула и коротко, но от души смеюсь. Она точно знала, что заключительная часть мне понравится.
Джорджиана развлекает публику со сцены еще несколько минут. Ведущий из нее ничуть не хуже, чем из Стива Аллена, но говорить ей об этом я не буду – а то, чего доброго, попытается сбежать и найти работу в стендап-клубе, думаю я с усмешкой. Но потом я вдруг вспоминаю, как Рэй пытался удержать меня на одном месте. Не поступаю ли я так же с Джорджианой? Боже. Надеюсь, что нет. Может быть, стоит сказать ей, что из нее получится отличный комик.
К полуночи клуб оказывается битком набит звездами Бродвея, театра, радио, телевидения и индустрии звукозаписи. Вскоре после того, как Джорджиана уходит со сцены, у дверей клуба начинается какая-то возня, все поворачивают головы, и я привстаю, пытаясь отыскать взглядом знакомую блондинку. Сара шепчет мне на ухо:
– Это припозднившаяся Одри Хепберн со своей компанией. Не Мэрилин.
Я легонько тыкаю ее пальцем:
– Я вовсе не думала про Мэрилин Монро. – Это неправда – даже после телеграммы я все равно надеялась, что она удивит меня и придет. Она любит эффектные появления. Впрочем, я уверена, что она не хотела меня разочаровывать.
Тем временем праздник еще не подошел к концу. Мне вручают примерно восемнадцать разных наград.
– И как прикажешь тащить все это домой? – Я улыбаюсь Джорджиане, когда Decca Records преподносит мне памятную табличку.
– Двадцать два миллиона проданных пластинок Эллы Фицджеральд. – Кажется, я никогда не перестану плакать. Я так тронута и растеряна, когда Стив Аллен – радиоведущий, который скоро начнет вести «Вечернее шоу», новую передачу на NBC, – приглашает меня на сцену.
Поначалу я не знаю, что сказать. |