Его облегчение можно было понять: группа разом избавлялась не только от преследования «южных» (в том, что за нами гнались не случайные люди, уже можно было не сомневаться), но и от горемыки-Глазова.

Ребята помогли нам с Глазом занять удобную позицию за поваленным деревом на краю поляны, по примеру лейтенанта похлопали нас по плечу и ушли дальше — громить несуществующего противника.

Мы остались один на один с накатывающимся из глубины леса яростным собачьем лаем.

Глаз мандражировал. По-моему, он даже забыл на время про свою сломанную ногу.

Мандраж заразителен, как корь. Чем больше я вслушивался в лай, тем мне все больше становилось зябко.

— Я собак боюсь, Свирь! — вдруг признался шепотом Глазов. — В детстве одна шавка тяпнула за лодыжку, так с тех пор на дух не переношу псиную породу!

— Ничего, ничего, — постарался подбодрить я своего напарника. — Сегодня вечером уже будешь медсестер по заднице гладить в госпитале!.. Да и не будут они псов на нас спускать — что они, дурные совсем, что ли?

Мы приготовили «ганы» к бою и стали ждать. Ничего другого все равно не оставалось делать.

Когда лай стал уже совсем близким, я, наконец, увидел тех, кто нас преследовал. Их оказалось не меньше взвода. Пехота-матушка, никакой не спецотряд. Руководил ими тоже лейтенант. Собаки мчались впереди цепи прочесывания, натягивая длинные поводки. Это были настоящие породистые мастиффы, а не шавки. Было их всего десять, но каждая лаяла за троих…

Лица милитаров были такими знакомо-русскими, что я сразу успокоился. Правда, тревожило меня в тот момент что-то, но я не мог осознать, что именно…

Мы подпустили всю эту ватагу метров на пятьдесят и одновременно открыли «огонь» длинными очередями. То, что произошло потом, не поддавалось никакому объяснению.

В цепи силуэтов, мелькавших за деревьями, возникло сильное замешательство, кое-кто упал. Сначала я не понял, зачем им понадобилось так падать, будто в кино, изображая собой трупы. Наверное, это — по вводной Посредника, подумал я и лишь теперь понял, что меня встревожило.

Нигде не было видно Посредника, этого вездесущего офицера с белой повязкой на рукаве и вечно невозмутимой физиономией (что давало пищу всяким сплетням в армейской среде: например, утверждали, будто бы Посредники — роботы, коих штампуют по спецзаказу еврофилиалы «Панасоник» и «Джей-Ви-Си»; но, конечно же, это было вранье чистой воды).

Мы продолжали стрелять, и они залегли. Кто-то что-то кричал, стараясь перекричать лай собак.

А потом они решили, что настал их черед пострелять.

Над головой тонко пропела невидимая птичка, но я не сразу врубился, какой она породы, а когда до меня это дошло — сердце ухнуло в пятки.

Одна из пуль сколола щепку со ствола сосны рядом с моим виском и, недовольно визжа, словно жалуясь кому-то на промах, рикошетом ушла в кусты.

ОНИ СТРЕЛЯЛИ В НАС БОЕВЫМИ!..

Мы ткнулись носами в еще влажную от росы траву и обалдело переглянулись.

— Вот с-сволочи! — сказал Глаз, начиная по своему обыкновению нервно заикаться. — Чуть в лоб мне не засадили!.. И куда только их П-Посредник смотрит?!

Я не раз участвовал в учениях, в том числе — и с боевой стрельбой. Но реальные боеприпасы применялись на них всегда только по фанерным мишеням да макетам, изображающим «противника». А когда нужно было создать видимость перестрелки, стрельба велась исключительно холостыми патронами…

Ни я, ни Глаз в тот момент еще не осознали нависшую над нами опасность. Нам все казалось, что противник палит боевыми по какой-то ошибке, недосмотру… Меткости у наступавших, конечно, не было никакой, а про лазерные прицелы они, видно, еще и слыхом не слыхивали, но все-таки валяться под обстрелом было не очень-то приятно.