— Испугались? — хозяйка презрительно сощурилась. — Не бойтесь, у нас нет привидений. Попугай орет…

В ответ Глеб только сокрушенно развел руками.

Она провела гостя в комнату. Зябко кутаясь в накинутый на плечи тонкий пуховый платок, предложила присесть.

— Боже, как все это надоело… — она отошла к окну.

Подождав, Соломатин осторожно кашлянул, напоминая о себе, — не молчать же он сюда пришел? Или ему специально дают возможность рассмотреть дорогие картины в тяжелых рамах золоченого багета, столовое серебро, хрустальную люстру?

— Не возражаете, если при разговоре поприсутствует друг нашей семьи? — не поворачиваясь, спросила Нина Николаевна. — Я приглашу…

— Воля ваша, — пожал плечами Соломатин. — У меня секретов нет, не знаю, как у вас.

Не посмотрев в его сторону, Нина Николаевна быстро вышла и вернулась с пожилым, среднего роста мужчиной, одетым в отлично пошитый темно-синий костюм.

— Усов Богис Иванович, — представился тот, подав Глебу мягкую руку. Устало и печально посмотрел ему в глаза, немного задержав ладонь Соломатина в своей, ожидая ответного представления. Не дождавшись, отошел к дивану, уселся.

— Ну, спрашивайте, спрашивайте… — нервно потребовала Нина Николаевна, словно присутствие Усова придало ей силы. — Вы за этим пришли, так не молчите! Я уже столько раз рассказывала, что успела затвердить вопросы ваших чиновников наизусть! Теперь человеку даже умереть спокойно не дают, отбирают право распорядиться собственной жизнью…

Снова резко закричал попугай. Перебирая цепкими лапками, прошелся по качающейся жердочке, кося на людей хитрым глазом.

— Извините… — буркнула Филатова и вышла из комнаты.

— М-да, — вздохнул Усов. — Вы должны ее понять…

— Я понимаю, — скучно заверил Глеб. Он уже жалел, что пошел сюда. Разговора явно не получится, не хотят здесь с ним говорить. А может, не с ним лично, а с его службой?

— Женщины переживают острее нас, — снова вздохнул Усов. — Почти двенадцать лет прожить — не шутка…

Он встал, подошел к клетке с попугаем, звонко чиркнул ногтем по толстым проволочным прутьям.

— Ставок нет! — немедленно отозвалась птица и попыталась схватить клювом палец Бориса Ивановича.

— Всех нас переживет, — быстро убрав руку, кивнул на попугая Усов. — Обидно, знаете ли, пустоголовая тварь, а живет, выкрикивает слова, смысла которых совершенно не понимает и… живет! Говорят, он раньше в игорном доме служил, так сказать, для антуража. Ругается, бывает, хуже пьяного биндюжника. Коля его не любил, раздражал он его очень.

— Хорошо знали покойного? — пустил пробный шар Глеб.

— Я? — повернулся к нему Борис Иванович. — Хорошо ли его знал? Наверное… Хотя сейчас, после трагедии, начинаю понимать, как я его знал. Односторонне, что ли? Понимаете, среди других человек часто бывает не совсем самим собой. Все мы играем роли, каждый свою: один — роль удачливого человека, другой — рубахи парня, а Коля… Он был примером. Да, наверное, так. У нас, как ни крути, с личным примером пока весьма туговато. Только в пошлых телесериалах начальники сами понимают в станках или секретари райкомов женятся на передовых колхозницах. А на самом деле? Большинство руководителей даже в дни субботников сидят по кабинетам. Знаю, сам такой, чего греха таить, а Коля действительно хорошо разбирался в производстве, работал, как вол, и других мог заставить. Бездельников не терпел, а такие люди очень скоро наживают себе врагов… Коля в последнее время стал сдавать.