Затем Гвенни снова обернулась к Мередит.
– Знаешь, в юности я любила одного мальчика. Это было в старших классах школы. Я думала, что никого и никогда не буду любить так, как его. Возможно, так и случилось.
– Почему ты с ним рассталась? – спросила Мередит.
– Он умер. Как твой Бен.
– Как?
– Он погиб на корейской войне, Мерри.
– Мне так жаль, – прошептала Мередит. – Но я не могу представить тебя с кем‑нибудь, кроме дедушки.
– Значит, ты меня поняла, – кивнула бабушка Гвенни. – Я не хочу сказать, что разлюбила Кевина. Я всегда буду его любить. Но у жизни относительно меня были другие планы. И относительно него тоже. Я не хочу сказать, что твоя любовь была ненастоящей или что у тебя не было причин его любить. Я не знаю, что все это означает. Я всего лишь говорю, что нужно подождать и посмотреть. Ты еще совсем юная.
– Как насчет Ромео и Джульетты?
– А что насчет них? – пожала плечами бабушка. – Я вообще не понимаю, почему эта пьеса преподается во всех школах и колледжах в качестве самой великой из трагедий Шекспира. «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте». Это неспроста. На самом деле это означает, что даже настоящая любовь может стоить вполне здравомыслящему человеку рассудка. Надеюсь, Мерри, ты не обидишься, если я замечу, что юность никогда не отличалась здравомыслием.
– За последний месяц я узнала больше поэзии, чем за всю предыдущую жизнь.
– Это хорошо для твоей памяти, – кивнула бабушка. – А твоя сестра обо всем этом знает?
– Да, она в курсе всего. И она меня не оставляла.
– Представь себе, каково тебе было бы без нее, – предложила бабушка.
Мередит думала об этом. Все эти месяцы ей часто хотелось, чтобы Мэллори… куда‑нибудь исчезла, чтобы ее можно было остановить, заставить замереть во времени с помощью какого‑то телепатического пульта. Но теперь она поняла, что Мэллори просто спасла ее, своей любовью и приземленностью накрепко привязав к реальному миру, от которого Мередит была готова отречься.
– Ты злилась на Мэллори? Тебе казалось, что она стоит у тебя на пути?
– Не знаю. Наверное. Я пыталась доказать ей, что Бен здесь и что он настоящий…
– А как вы обе считаете сейчас? Вы верите в то, что он здесь, что он настоящий, несмотря на то что умер много лет назад?
– Да. – Тут ее осенило. – Кевин! Ты назвала так одного из своих сыновей.
– Я всегда считала, что это хорошее, сильное имя.
Мередит задумалась о рае. Этот Кевин тоже там? Понравится ли ему дедушка? Примирятся ли они друг с другом? Будут ли все участники этой драмы счастливы?
Тридцать пять лет спустя Мередит вспомнит этот вечер и себя пятнадцатилетнюю. Она вспомнит о нем в тот день, когда ее первенец Бенджамин Бринн Вогхэн окончит Чикагскую медицинскую школу.
Это событие всколыхнет всю семью. Бенджамин будет первым внуком Кэмпбелл и Тима, и они будут лучиться гордостью, так же как их братья и сестры, а также муж Мэллори и все пятеро отпрысков обеих сестер‑близнецов, уже успевших превратиться во взрослых мужчин и женщин. Адам явится на церемонию с женой и сыном, а Оуэн привезет супругу и дочерей, Мэри и Мелоди, с небольшими вариациями названных в честь его обожаемых старших сестер.
За ними будут радостно наблюдать бабушка Гвенни и миссис Хайленд, которые успеют стать закадычными подругами, хотя и, выражаясь бабушкиными словами, на другой грани бытия. Они поздравят друг друга и тезку выпускника, Бена, являющегося то маленьким мальчиком, то юношей, когда‑то влюбившимся в Мерри и любящим ее до сих пор.
Будут у этого события и другие свидетели – Бринны, Вогхэны и Хайленды, жившие сотни лет назад. |