Они вышли из затона Корлеар и снова, поймав ветер, подняли парус.

— Теперь куда? — спросил Сверчок. — Домой?

— Да мы же только что из дома. Нет, приятель, тебе придется еще потерпеть, — сказал Илья, направляя лодку к яхтенному причалу.

— Ну, здесь-то другое дело, — Сверчок облегченно выдохнул, заметив неподалеку катер береговой охраны.

По дороге к дому родителей Илья несколько раз останавливался перед витринами, придирчиво изучая свое отражение. Ему хотелось выглядеть прилично, и он затягивал галстук, чтобы из-под воротника великоватой сорочки не был виден новый шрам на шее.

Дверь открыла мама. Увидев на ней фартук с иголками и с ножницами в кармане, Илья понял, что пришел не вовремя. Остерманы работали.

— Я на минутку, — сказал он, торопливо поцеловав маму в щеку. — С работы отпросился. Вот, принес говядины на жаркое. И еще вот…

— Дора, и с кем ты там шушукаешься? — в коридор выглянул отец. — Сынок, что случилось?

— Ничего. А где Оська? А где наша конопушка?

— Они внизу, в мастерской, — ответила мама и потянула его за руку. — Почему ты не заходишь? Неужели трудно выбрать время, чтобы навестить родных? И что это за работа, при буфете? Я понимаю, там весело, там хорошо платят, но ты подумал о будущем? И сколько же там платят? Не стой на пороге, садись уже!

— Дора, что ты спрашиваешь! — усмехнулся отец, укладывая дымящийся паяльник на подставку. — Погляди на этот галстук, на эту заколку, на эти штиблеты! Сынок, ты всем доволен? Вот и хорошо, какие могут быть вопросы? Как поживает Шнеерсон? Скажи ему, что я таки выбросил все его мази в Ист-Ривер, потому что их аромат отпугивал клиентуру! Лучше иметь радикулит, чем потерять клиента.

Илья присел на табурет и заглянул в комнату. Постели были свернуты, а на кровати лежала раскроенная ткань.

— Мама, вот, это вам, пригодится.

— Что такое? — Отец перехватил отрез и потер между пальцами уголок. — Шелк. Очень приличный шелк. Франция или Китай. Где ты это купил? Надо сказать Мирре, пусть закажет…

— А на что ты это купил? — Мама устало опустилась рядом, не выпуская его руки из своей. — Это же бешеные деньги.

— Мне это подарили, а я дарю вам. Зачем мне шелк? А вы можете пустить его в дело…

Отец прислонился к косяку, скрестив руки на груди, и пытливо смотрел на Илью.

— В дело? Хорошенькое дело! Не надо сказок, Илюша, ты не девица на выданье, чтобы получать такие подарки.

— Моисей, что ты такое говоришь! — вступилась мама. — Почему барышня не может подарить кавалеру немного материи, чтобы он ходил в красивой рубашке? Может быть, здесь так принято!

— Я скажу вам, как здесь принято. Так же, как и везде! И в шинке близ Конотопа, и в ресторане на Бродвее — одно и тоже. Если выпить хочется, а денег нету, буфетчику дарят не то что отрезы шелка, а и родную маму закладывают, вот как принято. Спасибо тебе, Илюша, но мы с краденым товаром не работаем.

Илья не обиделся, не возмутился, не стал оправдываться. Он встал, сунул отрез под мышку и наклонился, чтобы поцеловать маму.

— Мне пора.

— Заходи к нам в субботу, вместе пойдем к Рабиновичам, — сказала она. — Вчера они были у нас, теперь наша очередь.

— Кто такие Рабиновичи? — спросил Илья. И махнул рукой: — А, какая разница. У вас теперь своя компания…

— А у тебя своя, как я погляжу, — неприязненно заметил отец.