Лучшая часть знати явно готова выступить за младшего царевича Петра и, посадив на трон мальчонку, устроить большой дележ власти. Умного и когда надо решительного царя Федора было жаль. В каком–то смысле это был идеальный монарх, философ на троне. Но эта страница почти закрыта. Готовясь броситься в новое море интриг, в котором гостеприимный хозяин–патриарх станет важным ориентиром, князь находился в приподнятом настроении.
Не блиставшему, подобно Голицыну, тонкостью ума боярину Долгорукову было грустно и тревожно. Умирающий царь был его другом, да и почти взрослый царевич Иван вызывал симпатию. Но воцарение Петра уже решено на семейном совете влиятельнейшего рода Долгоруковых, контролирующих военные ведомства. Об этом же сговорились между собою многие первые фамилии государства. Сегодня вот патриарх со всеми архиереями явственно дает понять, что крестоцелование юному Петру, вместо Ивана, пройдет гладко, что духовенство все как надобно устроит, вроде это и не переворот, а законное завещание Федора Алексеевича.
Обнаружив, что размышляет о царствовании Федора в прошедшем времени, Долгоруков призадумался. До сей поры государь, часто хворая, все же не выпускал на рук бразды правления. Помнится, сильнейшая болезнь свалила царя среди дипломатических забот и военных приготовлении в январе 1678 г. Федор Алексеевич так простудился на крещенском водосвятии, что доктора отчаялись, Дума, забросив дела, размышляла о престолонаследии. Однако государь пересилил болезнь и 10 мая ослепил великих и полномочных послов Речи Посполитой роскошью и величием, которые — по словам поляков — «к удивлению присутствующих превосходили его возраст».
Демонстрируя обеспокоенной стране свое выздоровление, царь тогда всенародно отпраздновал именины, а 7 августа самолично произнес перед послами речь по случаю ратификаций мирного договора в хоромах, где потолок был расписан небесными созвездиями с зодиаком и течением планет, а стены увешаны французскими шпалерами с изящными изображениями римских сражений. И ныне Федор Алексеевич надеялся на выздоровление, но оказался прикованным к постели и обложенным близкими людьми в хоромах настолько, что не мог контролировать исполнение даже важнейших распоряжений.
С гневом думал боярин Владимир Дмитриевич о всесилии палатных предстателей, постепенно окруживших больного царя плотным, непроницаемым кольцом. Это были влиятельные и доверенные ближние люди государя, выдвинувшиеся по дворцовому ведомству — отличившись расторопной помощью царю в управлении его личным хозяйством. Кто из них первый, кто последний — сказать сложно.
На вид главнейшим был боярин и оружничий Иван Максимович Языков. Служивший с 1671 г. в Судном дворцовом приказе, он при восшествии Федора Алексеевича на престол пожалован был в постельничие (затем в думные постельничие). Новый думный чиновник возглавил Царскую мастерскую палату вместе со стряпчим Михаилом Тимофеевичем Лихачевым, родным братом государева доверенного постельничего Алексея Тимофеевича Лихачева.
В августе 1680 .г., получив чин окольничего, И. М. Языков стал руководить Оружейной, Золотой и Серебряной палатами, оставив Царскую мастерскую палату братьям Лихачевым. С февраля 1681 г. еще один Языков — Павел Петрович— возглавил дворцовый Казенный приказ, в начале 1682 г. перешедший в ведение М. Т. Лихачева. А еще один Лихачев — Иван Афанасьевич — заступил судьей в Большой дворец. Рачительный хозяин Федор Алексеевич, любивший «художества'' и лично следивший за работой своих мастеров, особенно сблизился с распорядительными администраторами, на лету ловившими его мысли и щедрыми на разные усовершенствования. В начале 1682 г. Языков был уже боярином, Лихачевы же, хоть и не имели думных чинов, реально оказались ближайшими друзьями и комнатными советниками государя.
Со стороны выглядело так, что именно Языковы с Лихачевыми сокрушили власть Милославских (родичей царя Федора по матери) и Хитрово (господствовавших в дворцовом ведомстве). |