|
Да наша ублюдочная система, когда половина мест в Думе отдана анонимам из «партий», а не полномочным народным представителям, уже тем и отравлена: неизвестно какими финансами содержимые партии определяют всю атмосферу в Думе. (Если верить в парламентарную систему, то несомненно: ото всех избирательных округов выборы должны происходить одномандатные, тогда сочтём их «избранцами народа». Если же не верить в неё — то всё равно, какую декорацию изберут, хоть и — партийную. В 1990 году в «Обустройстве» я предложил совсем иную систему выборов, основанную на русской традиции и обеспеченно демократическую. Добротность её — в прямом личном знании и доверии между смежными звеньями; но она устанавливается терпеливо медленно, у нас же хотели проявить мгновенную зрелость к западному образцу.) Демократии у нас нет уже потому, что не создано живое нескованное местное самоуправление: народ у нас — никак не хозяин своей судьбы, а — игрушка её. На местах — настроение отчаяния: «о нас никто не думает», «мы никому не нужны», — и ведь верно. На народ ложатся всё новые тяготы и тяготы — а коммунистическая номенклатура, ещё с горбачёвской подготовки, извернулась, отлично приспособилась и в «демократы», и не пострадала так, как жизненный фундамент страны. (А «золотые сынки» номенклатуры, комсомольские вожди и выкормыши привилегированных коммунистических институтов, либо прямо пошли в управление страной, либо, по охотке, утекли в Америку, которую их отцы проклинали, даже и стуча ботинком по пюпитру; да и другие подготавливают себе на Западе посадочные площадки.)
Исполнительная и так называемая законодательная власть — полтора года изнурительно, до взаимного бессилия, сражались друг с другом — на позор всей стране. (И тут не упустим отметить парадоксальную ситуацию: Верховный Совет, сторонники тоталитарной власти, по тактическим расчётам изо всех сил вынуждены были отстаивать «принципы демократии»; а «демократы», из таких же тактических соображений, стояли грудью за авторитарность власти. Столь тверды были принципы тех и других.) Обе борющиеся стороны безответственно, наперебой, заигрывали с сепаратизмом автономных республик, толкнули негодующие области и края объявлять и себя республиками, какой оставался им выход? И если бы этот балаган двоевластия не окончился — Россия бы уже распалась на куски. («Федеративным договором» Ленин ещё раз кусает нас из мавзолея. Но Россия никогда не была федерацией и не создавалась так.) А когда этот кризис разрешился — кровью, избиением посторонних, и опять на позор стране, — демократия потекла не снизу, а сверху, от центрального парламента, и по худшему руслу — через «партийные списки», там партия решит, кто именно будет радетель вашего избирательного округа; и это — при роскошных привилегиях парламентских депутатов и опять-таки нищете страны. Наше закоренелое несчастное русское свойство: снизу мы всё никак не научимся организовываться — а склонны ждать указаний от монарха, или вождя, или духовного или политического авторитета, — а их вот нет как нет, — мелюзговая суетня наверху. Шалопутные «реформы» Ельцина раскололи население России на сословия преуспевающее и бесправно-нищее (ещё резче, чем «Указ о вольности дворянства» 1762 г.). Самое-то страшное следствие этих безумных «реформ» — даже не экономическое, а психологическое. Беззащитный ужас, потерянность, которые охватили нашу народную массу от гайдаро-чубайских реформ и зримого торжества резвых акул беспроизводственной коммерции (в безумии самодовольства они не стесняются выставлять своё ликование и по телевизору), — можно сравнить только с тем, по Глебу Успенскому, «ударом рубля», которого не выдержал пореформенный мужик — и с тех-то пор поползла Россия в Катастрофу. |
