Изменить размер шрифта - +
«Стыдно перед учениками, нечего надеть» (Новосильский район). В школьных библиотеках учебники — рассыпаются в руках, бибколлекторы уже не шлют ничего. «Стонем без книг». (И всё ж 11-классники районной школы решаются ехать поступать, где конкурс 5: 1…) — На группу призывников, везомых в военкомат (БАМ, у Падунских Порогов), больно смотреть: хилые, нездоровые подростки с обречённо тоскливыми глазами, выражением безысходности. У других (Ставрополье): не сумели словчить, вот и влипли в армию, даже и ПТУ не кончили. — Теперь «поклонение зелёной бумажке» (Ростов). — Теперь «нравственно то, что выгодно» (Рязань). — «У нас теперь царит идеология захвата и зависти» (Кинель). — «Дети смотрят: кто ворует — прекрасно живёт, а мой батька неумеха, хочет по-честному». — «Девочки с 12 лет идут в любовь».

И выхлёстывало в раздражение: «Государство занялось грабежом!» — «Ни одного чиновника нельзя привлечь к суду». «Оказались демократы — самые большие взяточники». «Откуда сразу стали миллионерами, с ничего?» (Ярославль.) — Старый пенсионер (Тверь): «Сколько себя помню, мы всегда что-нибудь строим, вот сейчас — "правовое государство"; а найти управу ни на кого нельзя». — «Действительно мы стали свободны? какая свобода, если бросай работу и иди в вынужденный отпуск?» (Новосибирск). — «А как голоса считают? конституцию протащили обманом!» (Омск). — «Курс, диктуемый из Москвы, — на разъединение людей» (Кимры). — «Москва не похожа на город русского государства» (старушка в Угличе). — «Как можно за два года развалить то, что строилось веками?» (Кострома). «Власть совершает безмерные глупости». Но — хор голосов, всё настойчивей и в самых разных местах по долгому пути: «Это — не может быть по недомыслию!» — «Это — специально задумано!» — «Несомненно проводится сознательная политика уничтожения России!» — «До каких пор недостойные люди будут править страной?» (Пенза, сильные аплодисменты зала). — Абитуриент в Новосибирске: «Телевидение — мерзость!» — Самара: «У нас на заводе ребята призывают вооружаться, как в Семнадцатом году». — Пермь: «Если не кончится твёрдой рукой — будет крах».

Но и немало голосов саморассудительных: «Виноваты мы сами: мы все — иждивенцы, а импульс к действию должен быть у каждого». — «А что? говорить умеем, а делать ничего не умеем». (И правда: о самоуправлении, как его устроить, — почти никогда не заговаривали, это — не в мыслях, я сам на то наводил.) — «Мы всё ждём, кто б нас объединил». И — ищут, и правда же: «Как нам сплотиться?»

Ах, вот этого-то, вот этого-то — нам, русским, и не хватает!

И сколько — размышляющих, без раздражения, но в поиске настойчивом: «Да неужели же не было третьего пути?» — «А какой выход из бездарной политики теперь?» — «Будет ли выход из разворовки и падения?» — «Ведь духовно гибнет молодое поколение!» — «Разрушенный завод можно восстановить, но человека, узнавшего вкус дармового рубля, не восстановить никогда».

«Предстоит пережить трудные времена» — это повсюду народ прекрасно сознаёт, несмотря на бодренькие заверения правительства. И что высказывает народ — несравненно трезвей, чем то, что лепечут перед телевизором министры и думцы. И ещё, характерно: чем глубже поехать, не в областной город, не даже в районный, а — в далёкий заволжский совхоз, или в пензенское многоверное село Поим, или на Ангаре в село Эйдучанку, переселенное из затопленной долины, — политический накал обсуждений устраняется, речи звучат не страстно, не обиженно, но — размыслительно.

Быстрый переход