Частная собственность — верное естественное условие для деятельности человека, она воспитывает активных, заинтересованных работников, но ей непременно должна сопутствовать строжайшая законность. Преступно же то правительство, которое бросает национальную собственность на расхват, а своих граждан в зубы хищникам — в отсутствии Закона.

Суматошно кинулись тряха́ть и взрывать экономику России. Этот перетрях был назван долгожданной Реформой — хотя ни ясной концепции её, ни, тем более, разработанной и внутренне согласованной программы мы никогда не узнали, да её, как обнаружилось, и не было. («Всё решали на ходу, нам некогда было выбирать лучший вариант».) Признавалось, что это будет «шоковая терапия» (термин, с лёгкостью перенятый у западных теоретиков-экономистов), однако, как заверил нас Президент накануне её (29.12.91): «Нам будет трудно, но этот период не будет длинным. Речь идёт о 6–8 месяцах». (Гайдар предсказывал ещё розовей: цены начнут снижаться месяца через три, — из чего он ожидал вообще снижения, отпустив цены для производителей монопольных и в отсутствии всякой конкуренции?) Обещали и «на рельсы лечь» при неудаче реформы.

Народ, через который всё пропускали шоковый электрический ток, — оглушённый, бессильно распластался перед этим невиданным грабежом. Только в таком виде (или при ложном подсчёте референдума) он мог в марте 1993 проголосовать за одобрение «реформ», несших ему явное разорение и нищету. (А верней: тем удручительней наша потерянность и бессознательность.) Конечно, шок от внезапного столкновения с динамичным «рыночным» образом жизни и действий наш недавне советский народ испытал бы во всех случаях, но не под таким сожигающим вольтажом.

Однако испытания, начатые сотенным и тысячным вспрыгом цен, ещё только начинались. Народ был осчастливлен объявленным разделом национального богатства равномерно между всеми гражданами через выдачу каждому облигации с диковатым названием «ваучер» — а по этой бумаге можно будет приобрести хоть даже две лучшие в стране автомашины, хоть обеспечить себе постоянный надёжный доход. Начался разброд умов, сколько-то простаков поверили, ещё бо́льшие миллионы ломали головы, не знали, как эти ваучеры употребить. Да и пути такого не было: в какой бы «фонд» или предприятие бедный человек эти ваучеры ни вложил — они попадали в изношенное производство, не дающее прибыли. А новые владельцы — жадные расхватчики, безо всякого производственного опыта, да даже и интереса, не только не вкладывали в предприятие средств для развития, но вытягивали из него последние соки, а там хоть и брось его. Малочисленные ловкачи с исходным, хоть и малым, капитальцем, скупали за бесценок, от недоуменных одиночек, крупные партии ваучеров и затем через них — приглянувшиеся куски государственного имущества.

Но ещё и это было только началом бед, ибо, как легко догадаться, сравнительно с национальным достоянием богатейшей страны вся сумма ваучеров по своей стоимости была ничтожна: «раздел», объявленный народу, коснулся едва ли заметных долей одного процента достояния. И в середине 1994 высокодоверенный вице-премьер Чубайс, демонстрирующий недавним советским людям столь привычную им «стальную волю», объявил «второй этап приватизации» — так, чтобы государственное имущество перешло бы в руки немногих дельцов (эта цель и публично заявлялась членами его аппарата).