— Я не понимаю…

— Третий для вас, Ева! — сказал Шенк.

— Для меня? И что я должна делать?

— То, что сделали я и ротенфюрер.

У стены остался стоять совсем молодой парень. Он страшно испугался и стал просить Еву:

— Меня не нужно убивать, пани! Скажите герру Офицеру, что я могу принести пользу.

— Он говорит, что может принести пользу, герр штурмбаннфюрер, — перевела Ева.

— Фройлен, мне не нужны услуги этого сопляка, который убивал немецких солдат! Я жду, когда вы исполните приказ. Возьмите пистолет у ротенфюрера.

— Но меня этому не учили, герр Шенк.

— Вот поэтому я и просил ротенфюрера показать вам, как пользоваться пистолетом. Мы не покинем подвала, пока вы не прикончите преступника, фройлен Шрат.

Голос Дитера Шенка стал металлическим, и Ева поняла, что выхода нет. Она взяла пистолет.

Парень упал на колени. Смотреть на него Еве было неприятно.

— Фройлен! Мы ждем! Избавьте меня от его мерзкого визга. Эти двое хотя бы умерли как мужчины.

Ева Шрат подняла пистолет. Ствол почти коснулся лба парня, и она тронула пальцем курок…

* * *

Вильке спросил:

— Шенк заставил вас убить? Казнить преступника? Это так?

— Да.

— И вы спустили курок?

— Да.

— Вам неприятны эти воспоминания?

— Нет, — сказала Ева.

— Но многие кригсхельферин отправились на работу в женские концентрационные лагеря, фройлен Ева. И вас направили бы туда, если бы вы не знали языков и не потребовались бы генеральному комиссару в качестве переводчика. Как же вы справились бы со своей работой, фройлен?

— Я никогда не мечтала о работе в концентрационном лагере.

— Но вы сами записались в состав Свиты СС. Разве не так?

— Да. Но я хотела работать не руками, а головой.

— Иными словами вы не хотели убивать?

— Нет, — призналась Ева.

— Вы состояли в Гитлер-югенде?

— Да. Но вам ведь это хорошо известно, герр Вильке. Перед тем как меня взяли к вам на работу меня наверняка тщательно проверили. И мое личное дело вам знакомо.

— Я не могу помнить всего, фройлен. Но вы не подумайте, что я вас проверяю. Нет. Я хочу говорить с вами о будущем.

— О будущем, герр Вильке? О будущем рейха?

— Нет. О вашем будущем, фройлен. Ныне в Германии все задумываются о будущем.

— Мы ведем войну, герр Вильке.

— И что из того? Война может быть проиграна.

— Я верю в победу рейха.

— И я верю, фройлен. Но ведь можно просто предположить, что рейх проиграл войну.

— Просто предположить?

— Да. И не бойтесь говорить правду, фройлен. Я ведь не стану на вас доносить. А нас здесь никто не слышит.

— Но у каждого немца в кармане есть ухо гестапо, герр Вильке.

— Если так, то шпионов в рейхе бы не осталось. Но их хватает. И красных, и английских, и американских. А это значит, что далеко не у каждого немца есть ухо гестапо в кармане. Да и немцы хоть и боятся говорить вслух, как вы сейчас, но думают о возможном поражении. И их нельзя винить. Мы терпим поражения.

— Вермахт выравнивает линию фронта и копит резервы для удара.

— Я тоже слушал эту речь Геббельса, фройлен. Но, к сожалению, вермахт не выравнивает линию. Вермахт отступает и сдает завоеванные территории. А большевики наступают. И скоро они войдут в Европу.

— Войдут?

— В этом сомневаться не приходится.