— Все просто. Вот тебе нож! Смотри, не урони его. Я подержу козу, а ты ударишь ей по горлу сильно-сильно. Со всей силы. Если не будешь стараться, боги отвернутся от тебя.

Я схватил за рога первую попавшуюся козу с белым пятном на лбу.

— Ой, только не Беляночку! Она такая красивая, — закричала Ингрид, даже глаза нормально раскрыла.

— Хорошо-хорошо, — я отпустил Белянку и подвел другую козу. Девчонка подозрительно зашмыгала носом. — Что, и эта не подходит? Так какую тебе не жалко-то?

— Вот ту, с кривым рогом. Она все время бодается. У меня из-за нее синяки на ногах.

Я сплюнул, догнал криворогую, с трудом подтащил ее к девчонке. Коза упиралась так, словно понимала, что ее сейчас будут резать. Если бы не полученная благодать, так я и вовсе бы не справился с этой животиной.

— Вот, я ее держу. А ты вспомни, сколько она тебя обижала. Она же твой враг, верно? Настоящий злой враг. Она тебя била, гоняла, и сейчас, если я ее выпущу, сразу же наскочит на тебя и проткнет рогом насквозь. Ты должна ее убить. Отомстить за все синяки. Бей сильно-сильно, в горло, сразу за бороденкой.

Ингрид кивнула, зажала нож двумя руками, напыжилась так, что даже уши покраснели, а потом как воткнет лезвие козе в шею, только сбоку, а не спереди. Криворогая отчаянно забилась в моих руках, заблеяла.

— Режь давай! Дерни нож на себя! — закричал я, с трудом уворачиваясь от бешено молотящих копыт. Хвала Скириру, Фомриру и Хунору, она послушалась, и спустя несколько минут коза затихла и свалилась на землю. Но я на нее и не глядел. Ингрид стояла передо мной с окровавленным ножом в руках, вся в мелких каплях крови, с широко распахнутыми глазами, и не очень походила на человека, получившего благодать.

Я подождал немного, а потом спросил:

— Ну как? Есть что-нибудь?

— Нет, — сказала она, едва не плача. Но тут троллева коза дернулась последний раз, и у девчонки изменился взгляд. — Да, горячо, вот тут, — и она ткнула себя в живот.

— Отлично, а теперь вытри кровь с лица, и пошли. Возьми двух самых послушных коз, обмотай им рога веревкой.

А сам тем временем отрубил заднюю ногу убитой козы, замотал, как смог, в траву, это будет нашим ужином сегодня, а заодно и завтрашним обедом. И мы отправились в путь.

Я решил не отходить далеко от берега, но прямо около воды идти было невозможно, там были резкие каменистые обрывы и неудобные переходы, поэтому придется идти горами и лесами. Ингрид повеселела, даже ее полусонный взгляд стал более осмысленным, и она, ведя за собой одно из животных, засыпала меня вопросами:

— А какой бог меня одарил благодатью? Скирир или Фомрир?

— Ты не похожа на воина. В лучшем случае это был Хунор.

— Бог-охотник?

— Да, он первым из весенних богов вышел из моря, а потом убил медведя.

— А какой был медведь?

— О, это был самый большой и злобный медведь на свете, — говорил я, прорубаясь через валежник и засохшие ветки. — Огромный, в половину того дерева, его клыки были длиной с нож, и когда он рычал, весь лес дрожал от страха.

— И Хунор его победил?

— Хунор не воин, а охотник. Он выследил медведя в лесу и поднял его на рогатину, но когда разделывал его и снимал шкуру, поцарапал руку о его черный острый коготь. Поэтому все охотники после хорошей добычи проливают немного своей крови в знак уважения к Хунору и в благодарность лесу.

— Значит, и я тоже должна пролить кровь, раз я поохотилась на козу?

— Значит, и ты должна. Эй, что ты делаешь?

Ингрид вытащила нож, который я ей оставил, и провела по ладони.