Да, и барьер, он же огневой рубеж, который Петр Николаич смастерил по чертежам лже-Германа, был цел и невредим, стоял, прислоненный к стене. Колька смахнул пыль и паутину с плаката «Целься правильно!» и невольно поежился, увидев знакомые слова: «десятка», «боковое отклонение» и всякое прочее.

– Оля, глянь!

Она не ответила. Обернувшись, Колька увидел, что она стоит, опираясь на найденную швабру, и трясется.

– Ты чего?

Она, оказывается, решила ковер выбить, а под ним, на открывшихся досках пола, проступил наведенный мелом силуэт, въевшийся в пористое дерево.

«Точно, на этом самом месте, – вспомнил Колька, и снова, как тогда, противно засосало под ложечкой. – Тьфу ты, пропасть!»

Взяв себя в руки, с деланым спокойствием скривился:

– Бр-р. Вот грязнули. Не хочешь убирать – прикрой ковриком!

И, как ни в чем не бывало, достал ножик, отнятый у Вороны, и принялся отскребать угольный след. Ольга, очнувшись, возмутилась:

– Что ты делаешь! Пол испортишь. Иди, поищи, может, еще что есть. – И сдвинула ковер обратно.

Колька без звука повиновался, спрятал нож. Полазив по помещению, он обнаружил несколько макетов винтовок, сигнальные флажки, просроченные, но вполне годные санитарные укладки, с пяток деревянных гранат и два противогаза, причем один, судя по всему, собачий.

Все находки он разложил на скамейки и пригласил Олю полюбоваться:

– Глянь, какие богатства.

– Да уж, полный боекомплект, – улыбнулась она. – И все-таки тебе не кажется, что тут яблоками попахивает?

– Тебе тоже показалось?

Держа носы по ветру, отыскали ящик, где было полным-полно яблок.

– Что за дела?..

– И свежие. Смотри, одно с бочком – и не пошло еще, запаха гнили нет. День-два как появились.

– Может, под продуктовый погреб решили приспособить?

– А директор не знал? Что ты!

Колька предостерегающе поднял палец:

– Ш-ш. Слышишь?

Из коридора сквозь открытую дверь ясно послышались тихие шорохи, поскрипывание ставень и вроде бы быстрый шепоток. Колька, метнувшись к двери, повернул ключ в замке и выключил свет. Двигаясь ощупью по стене, они забрались за барьер и притаились. Через щели запрыгал свет, в замок вставили и повернули ключ, дверь отворилась.

– Тихо, товарищи, – распорядился в темноте хорошо знакомый голос. Оля чуть не взвизгнула.

* * *

Итак, Санька Приходько призвал к тишине.

– Слушайте, чего бы нам свет не зажечь? – недовольно спросил еще один знакомый голос.

Колька чуть не взвыл: «Маслов, сволочь, спекулянт. И этот тут».

– Голова! А увидит кто, что прикажешь делать? Засветишь позицию – и чего?

По потолку запрыгала тень от керосинки, в сумраке кто-то влетел ногой во что-то, скорее всего в скамейку, и узнаваемо взвизгнул. Оля в панике зажала рот:

«Что же это такое? И Светка!»

– Цыц вы там! Рассаживайтесь и заткнитесь. У кого еще свечки?

– У меня.

– У меня тоже.

На потолке запрыгали «зайчики» от зажженных свечек, пришельцы рассаживались – кто на лавках, кто, судя по звукам, прямо на полу. По издаваемому шуму, было их с десяток человек, не всех Колька узнавал по голосам, но, судя по вытаращенным Ольгиным зенкам, она узнала всех и была раздавлена этим фактом.

– Санька, тут какие-то бебехи разложены, видать, заходил кто-то.

– Ну, заходил, и что с того? – нетерпеливо оборвал Приходько.