— Нет, я привыкла, с моим вождем я целыми днями напролет сидела в седле.

— Оставайся наверху, я отведу твоего коня. — И он спустился, ведя коней в поводу по пологому склону; она осталась наверху. Вода пролегала так глубоко, что увидеть Юдит оттуда было нельзя. Я понял, что пришло мое время, выполз из-под деревьев и встал, держа штуцер Генри в левой руке.

— Доброе утро, сеньора! — сказал я.

Она обернулась. Боже, что с ней стало! Она готова была испустить вопль ужаса, но тот застыл на ее губах. Ее глаза были широко раскрыты.

— Вы изумляетесь мне, словно незнакомцу. Может, вы все-таки соблаговолите припомнить, что мы виделись.

— Олд… Олд… Шеттер… хэнд! — выдавила из себя она.

— Да, меня зовут так. Меня радует, что вы еще не забыли мое имя.

— Что… Вы… что хотите?

— Мне нужны вы и Джонатан.

— Это… это же безумие! Вы — наш враг. А с нами пятьдесят, и даже больше, индейцев!

Она выпалила это с явной угрозой, но, однако, негромко, потому что страх все еще сковывал ее.

— Знаю! — сказал я.

— Вы просто глупы! Вам же крышка!

— Ни слова, сеньора, иначе мигом схлопочете пулю! Мистер Данкер!

Данкер подполз и спросил:

— Что мне надо делать, сэр?

— Присмотрите за леди, но обращайтесь с ней деликатно!

— О’кей, мне это будет в охотку! Видите этот нож, миледи? Если вы сделаете хотя бы шаг в сторону, я вам уши обрежу. Зовут меня Уиллом Данкером, и я держу свое слово!

Он поднес к ее лицу свой нож. Я поднял руку вверх. Тут же появились нихоры и нацелили свои ружья на стоявших внизу. Раздался голос Мелтона:

— Тысяча чертей! Что это! Ружья! Кто это там наверху?

Я вышел вперед так, чтобы он мог меня видеть, и ответил:

— Сто заряженных ружейных стволов, сэр! Вот — утренний привет, который я вам доставил.

— Олд Шеттерхэнд! Олд…

Второй раз не договорив мое имя до конца, он сорвал ружье, висевшее у него на плече, направил его на меня и нажал на курок. Но мне хватило времени, чтобы броситься наземь. Затем я стремительно вскочил на ноги, навел на него штуцер и крикнул:

— Брось ружье, каналья, иначе застрелю!

Но он все еще держал ружье в руках, не сводя с меня глаз.

— Брось его, иначе я всажу тебе пулю! Раз… два…

Он выпустил ружье из рук. Могольоны не знали меня, но несколько индейцев юма выкрикнули мое имя.

— Да, это я — Олд Шеттерхэнд, — крикнул я. — А там стоит Виннету, вождь апачей, с нами также воины нихоров. Вставайте!

Они встали и образовали цепочку, держа стволы своих ружей дулами вниз. Тут со стороны Виннету раздался голос:

— Я что, один должен сидеть на корточках в траве! Эмери Босуэлл покажет всем, как нужно действовать!

Он медленно и спокойно спустился к могольонам, выхватил ружье у ближайшего к нему индейца, отдал его нихору и скомандовал громким голосом:

— Пусть все могольоны отдадут свои ружья, ножи, если не хотят, чтобы их немедленно застрелили!

И, повернувшись к другому врагу, что, выкатив глаза, уставился на него как на привидение, Эмери заорал на того:

— Ну, скорее же! Ружье, а то…

Он вытащил револьвер и приставил его к груди краснокожего. Тот безропотно отдал ружье. Пример был подан, и остальные могольоны отдали свои ножи; ни на что иное, казалось, они не были готовы, кроме как повиноваться. Их охватила паника. Тем отчаяннее вел себя Мелтон. Он кричал, чтобы они не подчинялись, приказывал им стрелять, вопил и бранился, называл трусами, но поднять ружье с земли, самому оказать сопротивление — на это он не отваживался.