Наконец она очнулась и обнаружила, что глаза ее затуманились, губы приоткрылись, руки испуганно застыли между грудей. Линь Хун замерла, но ее тело, казалось, спешило выразить несогласие. Оно словно обращалось к каждому из ее пальцев: «Прикоснись ко мне, я жажду ласки». Соски на ее грудях тоже напряглись, откровенно выдавшись вперед. В смятении она открыла кран на полную мощность, струи из душа забили изо всех сил, равномерно окатив ее с ног до головы. Линь Хун наспех ополоснулась и закурила. Курение успокаивает, рождает чувство защищенности, поэтому, выкурив сигаретку, Линь Хун тотчас успокоилась. Себе она сказала, что такое ее поведение никуда не годится. Уловив пьянящий аромат мыла, который исходил от ее собственного тела, она повторила себе еще раз, что она не должна себя так вести.
Линь Хун достала свое шелковое фиолетовое платье-ципао без рукавов. Это было ее самое любимое летнее платье. Именно из-за того, что оно было любимым, в Нанкине она ни разу не надевала его. Линь Хун нравилось покупать одежду, доходы у нее были немаленькие, особых потребностей не было, поэтому определенную сумму зарплаты она тратила на совершенно бесполезные предметы гардероба. Линь Хун с большой вероятностью не осмелилась бы надеть то, на что падал ее глаз, однако зачастую выходило так, что именно эту вещь она и покупала. Успокоения ради она покупала себе и что-то подходящее из ходовых предметов одежды. Своему мужу она говорила так: «Люди одеваются для других. Если одежда подходит под вкусы окружающих, то она определенно подходит и тебе». Но на этот раз, собираясь в отпуск, Линь Хун намеревалась переносить там все «неподходящие наряды», она мечтала пройтись в них по улицам, чтобы наконец повеселиться и отвести душу.
Линь Хун и Чжан Гоцзин договорились, что вечером пойдут в ресторан со шведским столом. Так они смогут посидеть в более непринужденной и свободной атмосфере. В назначенное время Чжан Гоцзин пришел за Линь Хун. Как и вчера, Линь Хун снова поразила его своим видом. Стоит только женщине отделаться от своей работы, как она возвращается к своему женскому естеству и ее прямо не узнать. Фиолетовое ципао еще больше притягивало взоры к рукам, которые изящно располагались по бокам, подчеркивая красоту линий. Взглянув на эти руки, Чжан Гоцзин тут же вспомнил произошедший инцидент на море. Ему стало как-то не по себе, он не знал, как лучше к ней обратиться – «редактор Линь» или «Линь Хун», а потому ограничился простым приветствием без обращения. Бросив в ответ дежурную фразу, Линь Хун не проявила особых эмоций, вчерашнего приподнятого настроения у нее как не бывало. Поздоровавшись, оба не собирались идти на сближение, они напоминали дипломатов двух воюющих государств, которые под маской вежливости скрывали настороженность. Для их совместного ужина такой настрой не предрекал ничего хорошего.
Прошла только половина ужина, между тем обстановка накалялась. Фуршетный стол ломился от блюд, чего там только не стояло, в общем, на нем был представлен шикарный ассортимент, поражающий воображение. Но из-за плохого аппетита Линь Хун взяла лишь несколько кусочков фруктов, просто чтобы чем-то занять себя. Чжан Гоцзин все порывался что-то сказать, но, подумав, все как-то не решался заговорить, продолжая молчать. Доев свою порцию фруктов, Линь Хун положила руки на стол и, сцепив кончики пальцев, постепенно ушла в свои мысли. Наконец Чжан Гоцзин сказал: – Пойду схожу за клубникой.
Линь Хун, которая до этого не заметила клубнику, несколько приободрилась. Ягоды выглядели так соблазнительно, что Линь Хун протянула свою тарелку и изобразила подобие улыбки. Передавая тарелку Чжан Гоцзину она сказала:
– Возьми побольше.
Чжан Гоцзин набрал ей клубники практически с горкой. От неудобства Линь Хун сжала губы и стала озираться по сторонам. Взглянув на нее, Чжан Гоцзин увидел это ее смятение. Сейчас она, как небо и земля, отличалась от «главного редактора Линь», она выглядела так трогательно. |