|
Через некоторое время, когда я уже готовилась высказать свое удивление, он остановил меня словами: „Погоди, душа моя, – сказал он, – это еще не все“. Затем извлек какие то пергаментные свитки со старыми печатями, в которых я ровно ничего не понимала, и объяснил, что это право на возвращение ему отцовского имения, а также закладная на 14 000 риксдалеров, по которой ему предстояло взыскать с прежнего владельца, что вместе составляло еще 3 000 фунтов. – Изо всего этого, однако, я должен выплатить кое какие долги, – сказал он, – и притом довольно изрядные. Во первых, объяснил он мне, у него было запутанное дело с теми самыми 8 000 пистолями, из за которых у него шла тяжба в Париже, решившаяся не в его пользу, – это то и был тот самый урон, о котором он мне сказывал, вынудивший его с досады оставить Париж; затем было еще несколько долгов, составлявшие в сумме около 5 300 фунтов стерлингов; однако, за вычетом всего, у него оставалось 17 000 фунтов чистого капитала наличными и годовая рента в 1 320 фунтов. Наконец, наступила моя очередь заговорить. – Что же, – сказала я, – весьма прискорбно, конечно, что столь состоятельный джентльмен вынужден приехать в Англию и жениться на бедной; однако пусть никто не попрекнет меня тем, что я утаила то немногое, что имею, и не вложила в общую кассу. С этими словами я начала извлекать свои бумаги. Первым делом я показала закладную, которую приобрел для меня честный сэр Роберт; она давала мне 14000 основного капитала и годовую ренту в 700 фунтов. Затем я вручила ему еще одну закладную на землю, раздобытую для меня все тем же верным другом, которая успела вздорожать втрое и теперь составляла 12 000 фунтов. В третьих, я выложила перед ним пачку ценных бумаг различного происхождения – тут были и ренты на поместья и небольшие закладные, которые можно было по тем временам приобрести, в общей сложности составляющие 10800 фунтов основного капитала и дававшие мне шестьсот тридцать шесть фунтов в год; так что я из году в год со всего вместе взятого получала две тысячи пятьдесят шесть фунтов наличными. Показав ему все эти бумаги, я сложила их на столе и с легкой усмешкой просила его взять их в руки, дабы ответить на второй мой вопрос, а именно: что же он берет за женой? Он просмотрел мои бумаги и затем отдал их мне обратно. – Я к ним не прикоснусь, – сказал он. – Ни к одной из них, покуда они не будут вручены доверенным лицам для вашего собственного пользования и полного ими управления. Не могу передать, что со мной все это время делалось; несмотря на то, что все происходящее было весьма приятно, я тем не менее трепетала всем телом пуще, я думаю, самого Валтасара, увидевшего роковую надпись на стене , ибо не менее его имела к тому основания. «Несчастная» – говорила я себе, – неужели ты допустишь, чтобы неправедными путями пришедшее к тебе богатство – награда за блуд, распутство и прелюбодейство, плод гнусной и многогрешной жизни – смешалось с имуществом, честно доставшимся этому добродетельному человеку, неужели допустишь, чтобы твои деньги, подобно моли и гусенице, превратили все его достояние в труху, и навлечешь гнев небесный на его неповинную голову? Неужто я дозволю, чтобы мое злодейство разрушило все его благополучие? Неужто соглашусь быть тем огнем, что растопит воск его добродетели и испепелит все дела его? Боже упаси! Нет, я употреблю все силы, дабы помешать смешению наших имуществ!» Это и является истинной причиной, почему я так подробно останавливаюсь на описании своего изрядного имущества и на том, Как моими настояниями его капитал – плод многолетних счастливых стараний, – который был, по крайней мере, равен моему, а то и превосходил его, так и сохранился отдельно от моего. Я уже рассказала, как он возвратил мне в руки все мои бумаги. – Ну, что же, – сказала я. |
