– Конечно, ходят, – пожала плечами Оксана. – Но не от шлагбаума, нужно километр до развилки пройти, там трасса местного значения и остановка. Автобусы каждый час курсируют.

– Понятно, – пробормотал Кольцов. – Часто бываете в Речице?

– Вы словно допрос ведете, – засмеялась женщина – А куда еще можно съездить? Только в Гомель, но это дальше. В Речице неплохой универмаг, можно что-нибудь купить. За универмагом – красивый парк, через квартал – колхозный рынок. Здесь, в Заречье, снабжение неплохое, с голода не помрешь, но уж больно все однообразно, иногда так надоедает. Хочу еще по аптекам пробежаться, лекарств купить… Ой, остановите перед выездом на дорогу, – встрепенулась Оксана. – Тут двести метров до КПП, добегу. Пешая ходьба, между прочим, укрепляет иммунитет.

– Поберегите, Оксана, свои ноги, – проворчал Кольцов, поворачивая влево. – Довезу до шлагбаума, а там уж, извиняйте, сами – работа ждет.

– Ой, спасибо, – обрадовалась врач-терапевт. – Я вам тоже когда-нибудь доброе дело сделаю. – Она выразительно сверкнула глазами.

Михаил остановился в пятнадцати метрах от пропускного пункта, прижал внедорожник к обочине. Оксана рассыпалась в благодарностях, обворожительно улыбнулась и покинула машину. Застучали каблучки по бетонному покрытию.

Кольцов наблюдал, как она проходит пост, предъявляет пропуск. Следил за женщиной не только он. Стоящий на обочине солдатик из бодрствующей смены зачарованно проводил Оксану глазами, вздохнул, когда она вышла за пределы части. Служить в 12-м управлении было, безусловно, почетно, но муторно. Солдат держали в черном теле. Гражданских они видели только издали. Увольнений не было в принципе – куда увольняться? Повсюду леса и болота. Отпуска предоставляли в крайнем случае – в основном в связи со смертью близкого родственника. Солдаты срочной службы два года сидели в части, бурно радуясь командировкам (хоть мир посмотреть) – оттачивали боевые навыки, несли караульную службу. День увольнения в запас был самым счастливым в их жизни. Но даже в этой части (если верить Игнатову), находились люди, желающие остаться на сверхсрочную службу. Подписывали контракт, получали лычки старшин или звездочки прапорщиков, что было абсолютным тупиком в военной карьере. Путь от прапорщика до лейтенанта был длиннее, чем от солдатского ранца до маршальского жезла…

Михаил вышел из машины, осмотрел местность. Солдатик бодрствующей смены сделал вид, что он здесь один, отвернулся. Из-за забора, где находилась гауптвахта, доносились грозные крики, перемежаемые матом. Неудачникам, загремевшим на десять суток, поблажек не давали.

Со стороны городка подошел мужчина в штатском, покосился на Кольцова, на всякий случай кивнул. Караульные людей не обыскивали – только проверяли документы и проводили визуальный осмотр. Могли заглянуть в чемодан или в хозяйственную сумку. А могли и не заглянуть.

С обратной стороны к КПП подъехал грузовой «Урал», водитель призывно загудел. Поднялся шлагбаум, и семитонная махина въехала в часть. За рулем, рядом с сопровождающим, сидел ушастый ефрейтор, на вид совсем мальчишка. Пренебрежительно покосился на майора, стоящего на обочине.

Вывод назревал неутешительный – из части можно вынести все.