Скалли потащилась за ним, говоря:

— Малдер, господи… уже ведь час ночи!

— Можешь бросить это дело, как все прочие…

— Малдер, это больше не моя работа…

Он оглянулся на нее:

— Да, это моя работа. Но ты мне ее сосватала.

Она догнала его, положила руку ему на рукав, останавливая. Он обернулся к ней: на лице написана какая-то отстраненность. Как же она любит это детское лицо. И как оно может иногда достать до печенок…

— Ты прав, — сказала она серьезно, и глаза почти умоляли его. — Это моя вина.

Он криво усмехнулся:

— В каком смысле — «твоя вина»?

Она повела рукой:

— Что втравила тебя во все это. Я думала, это будет на пользу. Выбраться из этого твоего кабинета, выйти опять в мир.

Он едва заметно кивнул:

— Это и оказалось на пользу.

— Да, да. — Она мотнула головой и посмотрела на него почти с мольбою. — Но не на пользу тебе.

Он чуть прищурился, глядя на нее. Он не совсем понял, что она сказала, но хотел понять. А она не могла найти слов.

— Ты думаешь, что отец Джо — мошенник. Тебе противен он, каков он есть — или каков он был. Это я понял. Но, Скалли, я верю этому человеку.

Она постаралась возразить как можно мягче:

— Ты хочешь ему верить, Малдер.

Он отодвинулся, высвободил руку. Скалли, чувствуя, как поднимается в ней отчаяние, сказала:

— Дело же не в пропавшем агенте ФБР, Малдер. Дело в том, в чем было всегда. Ты пытаешься спасти сестру.

Он снова посмотрел на нее пустыми глазами:

— Моей сестры нет в живых.

— Да, нет. Но это никогда не мешало тебе ее искать.

Малдер отвернулся от Скалли, следя глазами за ушедшим вперед отцом Джо.

Выпуская наружу все эмоции, Скалли сказала:

— Я все эти долгие годы была с тобой. Ты веришь, что можешь ее спасти. Малдер, ты не можешь. Ни сейчас, ни когда-нибудь.

Да, она завоевала его внимание, но зато увидела, какое негодование выразилось в его глазах.

— Я серьезно, Малдер. — Ее голос словно провел черту на снегу. — Я не буду больше этого делать. Не буду смотреть, как ты себя терзаешь ради того, что тебе не исправить и не изменить.

Он посмотрел на нее с тем презрением, с каким можно смотреть лишь на того, кого любишь. Она говорила с интонацией окончательности, и они оба знали, что важно то, что теперь скажет он. Потому что это будут слова, которые нельзя взять обратно.

Никогда.

И он сказал:

— Не будешь — не делай.

Посмотрел мимо Скалли на агентов: Уитни, Драмми и прочих — которые уже были на полпути к своим машинам, и вдруг свистнул так же громко, как только что Драмми. Все лица обернулись к нему и Скалли.

— Стойте! — крикнул Малдер. — Ваша группа нужна мне здесь!

Все они, явно уставшие до последней степени, остановились и уставились на Малдера, будто ушам своим не веря. Потом все взгляды обратились к той, кто здесь командовал: к Уитни. Ей решать.

Но Малдер ответа ждать не стал и решительно зашагал в сторону отца Джо.

— Что ты делаешь? — спросила Скалли, изо всех сил стараясь не отстать.

— Пытаюсь не обращать на тебя внимания.

— Потому что я права!

Малдер закатил глаза к небу:

— Она еще меня обзывает одержимым.

Были там у них сказаны окончательные слова или нет, какие-то непростительные резкости, а они все равно оставались парой и бранились, как могут браниться только те, кто навеки вместе.