Первые почести не вскружили голову новому фавориту — он проявлял сдержанность, такт и завоевал репутацию умного и осторожного человека. Дмитриев-Мамонов хорошо говорил на немецком и английском языках, а французский знал в совершенстве. Кроме того, он проявил себя и как недурной стихотворец и драматург, что особенно импонировало Екатерине. Благодаря всем этим качествам, а также и тому, что Мамонов непрестанно учился, много читал и пытался серьезно вникать в государственные дела — особенно в дела внешнеполитические — он стал советчиком императрицы. Когда в начале 1787 года Екатерина собралась в путешествие на юг — в Крым и Новороссию, — Мамонов в течение всего этого вояжа ни на минуту не оставлял ее.

Подготовка к путешествию в Новороссию и Крым началась за два года до того, как Екатерина отправилась в путь.

Уже в октябре 1784 года Потемкин приказал собирать лошадей на станциях, строить путевые дворцы, готовить квартиры для свиты в разных городах. Десятки тысяч людей ремонтировали дороги, строили гавани и причалы, обустраивали Кременчуг, Екатеринослав, Херсон, Николаев и другие недавно заложенные города. На Днепре строилась флотилия речных судов, на которых императрица должна была плыть к Черному морю. Спешные строительные работы велись в Севастополе.

Еще в 1782 году Екатерина писала Потемкину, что нужно воспользоваться первым удобным случаем для захвата Ахтиарской гавани, названной потом русскими Севастопольской бухтой.

В 1784 году созданный здесь военно-морской порт был назван Севастополем, что в переводе с греческого означало «Величественный город» или «Город славы».

В губерниях, расположенных ближе к столицам, тоже велись приготовления к встрече Екатерины.

Путешествие началось по санному пути и было прервано на три месяца в Киеве в ожидании, когда на Днепре сойдет лед и можно будет продолжать путь на галерах. Путешествие проходило в непринужденной атмосфере, казалось, что Екатерина и множество придворных отправились для развлечений, легкомысленных светских бесед, забав и веселья. Участники словно соревновались в знании истории, географии, земледелия, статистики, изящной словесности и философии. На стоянках писали шарады и буриме, вечерами устраивали любительские спектакли, именуемые тогда живыми картинами.

Особенно преуспевали в этих затеях французский посланник в Петербурге, поэт и историк, граф Луи-Филипп Сегюр и австрийский посланник граф Людовик Кобенцель. Вкупе с Екатериной и хорошо образованным Дмитриевым-Мамоновым они составляли ядро того утонченного и высокоинтеллектуального общества, которое медленно, с многодневными остановками, продвигалось на юго-запад.

И все же невозможно было отрешиться от большой политики, и волей-неволей и Екатерина, и Мамонов, и другие ее ближайшие сподвижники должны были обсуждать Восточный вопрос, политику Пруссии, плачевное, взрывоопасное положение Франции, стоявшей на пороге революции. Причем Мамонов очень часто оказывался на высоте положения и с каждым днем завоевывал все больший авторитет у императрицы и иностранных вояжеров, прочивших фавориту блестящую дипломатическую карьеру.

Переезжая из одной губернии в другую, встречаемые толпами восторженных россиян, триумфальными арками, фейерверками, иллюминациями, артиллерийскими салютами, звоном колоколов, пышными процессиями духовенства, экзотически разнаряженными в национальные одежды депутациями коренных и малых народов, императрица и ее спутники приходили в восторг от увиденного и услышанного, утверждались в свершении благодатных перемен за четверть века царствования Екатерины II.