Тринадцатого августа 1787 года Турция объявила войну, а 12 сентября манифест о войне с Турцией подписала Екатерина II.

Потемкин находился на юге, при армии, и Мамонов как мог поддерживал императрицу.

А тут к делам и заботам государственным добавились любовные треволнения. Оценив по достоинству ум и способности своего избранника, Екатерина готовила Мамонова к должности вице-канцлера. Но тридцатилетний галант вдруг перестал пылать чувствами к шестидесятилетней императрице, променяв ее на юную прелестницу, фрейлину княжну Дарью Федоровну Щербатову.

Екатерина не сразу узнала о случившемся, хотя ей показались подозрительными частые недомогания ее любимца, когда он неделями не показывался в алькове императрицы.

Наконец весьма осторожно, но совершенно однозначно обманутой самодержице сообщили о коварном изменнике, поправшем и любовь ее, и служебный долг, ибо пост фаворита уже давно почитался государственной должностью.

Мамонов почувствовал, что Екатерина все знает, и, предвосхищая вызов для объяснения, однажды утром, нарядившись в красный бархатный кафтан, который особенно был ему к лицу, надев все ордена и бриллианты, явился к Екатерине. По его виду она поняла, что предстоит объяснение, и сама завела разговор о неожиданном для нее охлаждении. Мамонов сначала, как делал это и раньше, сослался на болезнь, а потом заявил, что он недостоин ее, но о своей любви к фрейлине ничего не сказал.

После этого рандеву уязвленная Екатерина села к столу и написала Мамонову: «Пусть совершается воля судьбы. Я могу предложить вам блестящий исход, золотой мостик для почетного отступления. Что вы скажете о женитьбе на дочери графа Брюса? Ей, правда, только 14-й год, но она совсем сформирована, я это знаю. Первейшая партия в империи: богата, родовита, хороша собой. Решайте немедленно. Жду ответа».

Через полчаса она получила ответ Мамонова, написанный им из соседней комнаты: «Дальше таиться нельзя. Должен признаться во всем. Судите и милуйте. На графине Брюсовой жениться не могу. Простите. Более года люблю без памяти княжну Щербатову. Вот будет полгода, как дал слово жениться. Надеюсь, поймете и выкажете милосердие и сострадание.

Несчастный, но вам преданный до смерти А.».

Любовь к Щербатовой стоила Александру Матвеевичу утраты его положения фаворита, но не более того, ибо после состоявшегося объяснения Екатерина купила молодым несколько деревень более чем с 2000 крестьян, подарила невесте драгоценности и сама обручила их.

Во время обручения Дарья Федоровна и Александр Матвеевич, держась за руки, встали на колени перед своей благодетельницей и искренне заплакали. Поднимая их с колен и обнимая обоих, плакала и Екатерина.

Потом императрица разрешила им обвенчаться в дворцовой церкви и сама присутствовала при венчании.

Когда Екатерина отставила Дмитриева-Мамонова, покинула двор императрицы и фрейлина Мария Васильевна Шкурина за то, что содействовала роману Мамонова со Щербатовой. Шкурину исключили из списка фрейлин, выдали ей на приданое 12 000 рублей, и она вместе с Мамоновыми уехала в Москву. Но приданое Шкуриной не пригодилось — она так и не вышла замуж, а постриглась под именем Павлии и жила по разным московским монастырям, пока не умерла в 1824 году инокиней Алексеевской женской обители. Погребли же ее в Новодевичьем монастыре.

Семейная жизнь Мамоновых не заладилась. Объяснялось это вздорным характером Александра Матвеевича, его несдержанностью и вспыльчивостью. Екатерина однажды сказала о нем: «Он не может быть счастлив: разница — ходить с ним в саду и видеться на четверть часа или жить вместе». И Екатерина оказалась права. Супруги не были счастливы. Дарья Федоровна умерла в 1801 году. Мамонов пережил ее всего на два года, скончавшись тоже весьма рано — сорока пяти лет — и оставив пятнадцатилетнего сына и тринадцатилетнюю дочь.