– Ведь этот Рафик не мог за нами проследить, – проговорил я негромко, глядя на Панченко и надеясь, что он поддержит мои аргументы. – Значит, он мог подкараулить Леонова у дома только в том случае, если знал Леонова ранее… А если нет доказательств такого знакомства…
– То получается, что вы погорячились, Константин, – мягко сказал Панченко.
– Да‑а, – протянул я.
– Даже родственники покойного Леонова склонны считать это несчастным случаем. Он уже давно пил, все это подтверждают. Бывшая жена говорит, что рано или поздно нечто подобное должно было случиться. Или машина, или кирпич на голову, или пьяная драка…
– Бывшая жена? – переспросил я, чувствуя, как смутное воспоминание шевельнулось в голове, прорываясь из‑под пелены, которой была покрыта большая часть событий той ночи.
– Ну да, – кивнул Панченко. – Они как раз развелись из‑за того, что Леонов стал крепко закладывать. Никак не мог остановиться. Жена и ушла от него. Благо сын уже взрослый, в военном училище учится.
– Угу, – сказал я. Сообщение Панченко не добавило ничего существенного в мои знания о Паше Леонове. Он говорил что‑то о своей жене… Ну и что?
Ничего. Вроде как бы жаловался на нее. Ну и что? Все жалуются. Особенно после двух бутылок водки.
Панченко некоторое время смотрел на мое задумчивое лицо, ожидая, когда я покину кабинет и перестану донимать занятого человека. Но я думал не о Панченко, я думал о Леонове и его жене, стараясь что‑то вспомнить, стараясь из обилия бесполезных воспоминаний высеять крупицы действительно ценных сведений… Что‑то там было еще. Нечто, заставившее меня насторожиться.
Нечто, из‑за чего слова Панченко о возможном убийстве Леонова упали вчера на подготовленную почву. Я был готов услышать нечто подобное. И подготовил меня к этому сам Паша Леонов, Он мне что‑то сказал. Что?
– Не буду вас больше задерживать, – громко произнес Панченко. – Еще раз спасибо за помощь. Всего хорошего.
Я непонимающе смотрел на него, поглощенный своими мыслями, и лишь по губам догадался о смысле произнесенного капитаном предложения. Всего хорошего.
– До свидания, – я торопливо вскочил со стула. – Если что‑то новое выяснится…
– Конечно, – деловито кивнул Панченко. – Мы вас поставим в известность.
На его круглом лице было написано при этом, что черта с два он со мной свяжется. Он был счастлив, что я ухожу из кабинета и из этого дела. Панченко привык сам принимать решения, без разных там советчиков со стороны. Что ж, я мог это понять.
Напоследок он все‑таки решил поразить меня своей осведомленностью, дававшей ему право пренебрегать моими скромными усилиями.
– Кстати, – почти безразличным голосом произнес он. – Вы в курсе, что Леонов в свое время работал в ФСБ?
Я остановился у двери. Обернулся к Панченко и отрицательно покачал головой.
– Его потом уволили оттуда, – сообщил Панченко, – И он запил.
– И что это меняет?
– Ничего, – Панченко пожал плечами. – Как показывает опыт, пьянство одинаково вредно как для бывших сотрудников ФСБ, так и для простых граждан, – и он со значением посмотрел на меня.
Я прикинулся, что ко мне эта тирада не имеет ровным счетом никакого отношения.
11
На звук открываемой двери из соседнего кабинета выглянул Генрих.
– Ага, – довольным тоном произнес он. – Возвращение блудного попугая.
Я не ответил. Просто толкнул дверь и вошел внутрь. Это крыло некогда процветавшего проектного института теперь сдавалось под офисы. |