Таким образом, становилось ясно, что морской пейзаж – всего лишь иллюзия, обман, за которым кроется нечто неизвестное и пугающее.
Напротив окна стояли несколько кресел, и сейчас в одном из этих кресел сидел Дюк.
– Я был у Директора, – сказал Алексей, но Дюк никак не отреагировал. Он смотрел на рисунок.
Алексей выдержан паузу и сказал, глядя туда же, куда и Дюк:
– Да, красивая вещь...
– Что? – Дюк словно с неохотой пробудился ото сна.
– Красивая картина...
– Странно, мне в голову приходило много слов по поводу этой картины – но никогда «красивая». Неоднозначная, загадочная, пугающая – но не красивая. И вообще, – Дюк ослабил узел шелкового галстука и аккуратно сложил вчерашний номер «Таймс». – Зачем ты заговорил об этой картине?
– Ну...
– Стоп, дай я сам догадаюсь. Ты хотел выглядеть лучше, чем ты есть на самом деле.
– Это как?
– Тебе на самом деле нет никакого дела до этой картины, живопись тебе безразлична, но ты знаешь, что я, так сказать, интересуюсь этими вещами, и поэтому решаешь вползти мне в доверие с помощью своего глупого вопроса – красивая картина, не правда ли? Неправда.
– Я не хотел ничего подо...
– Нет‑нет, все нормально. С оперативной точки зрения ты рассуждаешь правильно, узнай круг интересов объекта и используй их, чтобы войти в доверие. Просто ты недостаточно глубоко изучил круг моих интересов, ты мало готовился...
– Зачем мне все это делать, втираться в доверие, если ты... если вы и так мой шеф, а никакой не объект...
– Леша, – мягко улыбнулся Дюк и вытянулся в кресле. – В чем смысл этой картины? Хотя бы приблизительно...
– Ну, сначала нам кажется, что за окном море, а потом оказывается, что там ничего нет.
– То есть?
– То есть первое впечатление обманчиво.
– Можно и так, а можно и по‑другому – то, что мы видим, и то, что есть на самом деле, – это разные вещи. Согласен?
– Ну...
– Тогда почему ты видишь перед собой шефа и не допускаешь мысли о том, что он может быть объектом?
Алексей почувствовал себя так, будто из‑под него выдернули кресло и он треснулся задом об пол. Причем было непонятно, за что с ним это проделали.
В словах Дюка было нечто темное и неправильное, нечто такое, что Алексей пока не мог понять. Ему и без того приходилось слишком много усваивать за последние месяцы.
Дюк понял инстинктивный испуг Алексея и успокаивающе похлопал его по плечу:
– Расслабься. Это просто слова. А это просто картина. А я просто твой шеф. Пока.
– Вообще мне казалось, что вы, типа, дремлете, – сказал Алексей, не обратив внимания на последнее слово Дюка. – И я хотел как‑то вас встряхнуть... А почему вообще в этой комнате оказалась картина? Больше нигде во всем здании других картин нет.
– Ты еще не видел всего здания, – задумчиво сказал Дюк. – Впрочем, я, наверное, тоже не видел всего здания. Но у меня еще будет такая возможность...
Он повернул голову в сторону приближающихся шагов.
– Или не будет, – негромко закончил он фразу.
В Комнату с окном вошел Монгол. Вообще‑то его звали Марат, и к Монголии он не имел никакого отношения, будучи обязан азиатскими чертами лица своей матери‑калмычке, но от старой клички отделаться было трудно.
– Привет, – сказал Алексей.
– Хм, – проговорил Дюк, сдвинув очки к переносице. – Это не просто Монгол, это уже целое монгольское нашествие...
Это было сказано по поводу двоих парней за спиной Монгола. |