– В чем твой вопрос?

– Зачем Директор послал сюда сразу двоих?

– Потому что для одного меня это слишком просто, для одного тебя слишком сложно. Вот он и выбрал компромиссный вариант.

– А не потому, что есть какие‑то обстоятельства, делающие задание сложным или... опасным?

– Дождя и злых собак тебе мало?

Бондарев наконец привлек внимание одного из таксистов, и тот подогнал машину к выходу из вокзала.

– Хотел бы я сам знать про такие обстоятельства, – пробормотал Бондарев. – Но, как подсказывает мне опыт, эти чертовы обстоятельства всегда выскакивают неожиданно, без заблаговременного оповещения.

2

То, что рассказал Бондареву Черный Малик, потом было пересказано Директору, а Директор пересказал это людям на Чердаке, а те, возможно, поделились информацией с кем‑то еще... Этот рассказ, наверное, был зафиксирован на бумаге или набит в компьютерный файл, иначе говоря, он продолжил свое движение.

Но с каждым таким пересказом, с каждой очередной фиксацией эта история теряла свой запах и колорит, теряла эмоции и какие‑то детали. Она превратилась просто в набор фактов. Очень небольшой набор неподтвержденных фактов. И теперь, после проведенной стерилизации, в ней не было ничего особо страшного или отвратительного.

Однако в голове Бондарева эта история осталась в изначальном виде – в виде неторопливых слов усталого чеченца, потерявшего интерес к окружающему миру. Бондарев мог снова и снова прокручивать этот монолог как запись на видеокассете, но не мог никуда ее скопировать в полном объеме – что‑то неизбежно пропадало, пропадали детали, настроение и что‑то еще, что‑то очень важное... Сам же Бондарев мог повторно смотреть рассказ Черного Малика сколько угодно.

Он мог испытывать это нашествие темных эмоций сколько ему вздумается.

Он мог пропускать через себя когда‑то совершенное и потому неисправимое зло сколько ему вздумается.

Это происходило нечасто. Но это случалось.

– Что тебе надо? – равнодушно сказан Малик, и Бондарев подумал, что у него не просто усталые глаза, у него больные глаза. Впрочем, на определенной стадии усталость становится болезнью.

– Расскажи мне о Химике.

Малик изменился в лице.

– Расскажи, как вы встретились в девяносто втором году.

Малик хотел что‑то сказать, но поморщился, как от физической боли. Бондарев смотрел на него и не верил своим глазам – легендарный полевой командир, который воевал с федеральными войсками десять лет кряду, который похищал людей и устраивал диверсии, убивал, убивал и снова убивал... Вот он сидит напротив Бондарева, и хотя руки его лежат на автомате, еще теплом автомате, но Черный Малик совершенно непохож на свирепого непримиримого воина. Он похож на усталого и больного мужчину сорока с чем‑то лет, которому сейчас напомнили не самый красивый эпизод его жизни. И оттого мужчина еще больше устал и еще больше разочаровался в себе. В себе и в окружающем мире.

– Расскажи, что он тебе поручил. И как ты справился с этим поручением.

Малик посмотрел на часы. Потом на Бондарева. Провел пальцем по непривычно гладкому подбородку и медленно проговорил:

– Наверное, мне надо это рассказать. Легче мне будет уходить. Я однажды уже рассказывал эту историю, но я рассказал ее Крестинскому, а это то же самое, что исповедаться дьяволу.

Малик замолчал и задумался. Нехорошая усмешка на миг исказила его лицо, но потом исчезла. Малик что‑то вспомнил, но потом решил, что сейчас любые воспоминания лишены значения. Все это было и навсегда ушло.

– Он вытягивает из людей их преступления, чтобы потом пустить в дело, – продолжил Малик. – Теперь я расскажу тебе...